Красная королева - [2]

– Он всего несколько дней назад вернулся из Франции, куда скрылся в те дни…

Елизавета погрузилась в мечты и почти не слыхала ответа; воспоминания о Дэдлее вызвали в ее душе тысячи картин из времен ее юности. Гремели винчестерские трубы, мальчик Дэдлей облачился в ее цвета, и его безумная храбрость отомстила за нее издевательствам сестры.

– Ваше величество, – шепнул Бэрлей, которому этот момент показался благоприятным, чтобы замолвить словечко за своего фаворита. – Родовые имения Варвиков попали в другие руки, но графство Лейстер свободно; следовало бы отдать его сэру Дэдлею в вознаграждение за тяжелую участь…

– Конечно, Сесиль, конечно! Я не могу сделать ничего более достойного, как вознаградить тех, кто пострадал за меня и кому я обязана немногими светлыми воспоминаниями милой юности. Посмотрите-ка, вот что мне принесли вчера. Эту записку написала моя няня коменданту замка, когда мне было четыре года. Отец в то время ненавидел меня, так как я напоминала ему о смерти матери. Этот листочек – для меня реликвия; он постоянно будет напоминать мне, чтобы я не забывала восхвалять Господа за неисповедимые пути, которыми Он вывел меня из самой жестокой нищеты к пышнейшему трону земли. Прочтите это, лорд Сесиль.

Бэрлей прочел и тоже почувствовал себя взволнованным.

– «Почтительнейше прошу Вас, – читал он в записке, которая до сих пор хранится в архивах Виндзора, – всемилостивейше снизойти к нуждам моей крошки, так как у нее нет ни платья, ни кацавейки, ни шубы, ни белья, ни рубашек, ни платков, ни одеяла, ни матраса, ни муфты, ни шапочки».

– Вот как была я бедна тогда! И как я теперь богата! Сесиль, пошлите мне этого молодого человека! Елизавета Тюдор никогда не забывает тех, кто доставлял ей в юности часы радости.

Бэрлей глубоко поклонился и вышел из комнаты.

Елизавета подошла к окну и пробормотала, смотря на смелого всадника:

– Как он красив!.. Знает ли он, что я смотрю на него? В то время, когда он носил мои цвета, он был еще ребенком; но и тогда он умел ухаживать за дамой, как взрослый. Варвики горды, отважны и верны в любви. Один из Варвиков был супругом моей двоюродной сестры Джен Грей и рядом с нею обагрил кровью эшафот. Теперь мальчик возмужал в ссылке… Однако ведь это он, кажется, освободил Стюарт и был потом сослан? Он действовал с большой отвагой для своего возраста! Значит, он знает Стюарт? Он видел эту чудо-женщину? От него я узнаю, не потускнели ли черты ее лица от горя. Говорят, что она безутешна после смерти супруга.

Елизавета мельком взглянула в зеркало, и ее глаза заблестели в горделивом сознании, что ее гордого духа не сломили никакие лишения и горести и что ее глаза не плакали слезами слабости.

Бэрлей вернулся и доложил:

– Ваше величество, сэр Дэдлей ждет ваших приказаний.

– Пусть войдет!.. А, сэр Дэдлей! – воскликнула королева. – У вас не хватает терпения дождаться испрашиваемой вами аудиенции и вы упражняетесь под моими окнами в верховой езде? Вы хотите напомнить мне, что я все еще в долгу перед своим рыцарем винчестерского турнира? С годами вы не стали застенчивее! Но мне нравится откровенное почитание, если за ним чувствуется смелое сердце. Хотите поступить ко мне на службу?

Дэдлей был словно опьянен столь милостивым приемом, превзошедшим самые смелые ожидания. Тщеславие сердца говорило ему, что в данном случае дело заключается не в благодарности королевы, а в благоволении женщины. Он посмотрел на Елизавету взглядом, которым уже неоднократно вызывал у нее краску стыда на прекрасных щеках, как бы желая убедиться, достаточно ли силен в ней инстинкт женщины, неизменно податливой на сладкую лесть. Никогда еще в жизни он не ставил так много на карту, не дерзал так сильно, как в этот момент, когда его взор словно старался раздеть королеву, чтобы отыскать у женщины наиболее уязвимое место. И он увидел, как под пушистыми, огненными локонами запламенели щеки Елизаветы, как в блеске ее глаз засветилась страсть – этот первый привет любви, – и осознал, что в данном положении победителем является он.

– Ваше величество, – ответил Дэдлей, опуская веки, словно чувствуя себя ослепленным, – я не могу поступить к вам на службу!

Елизавета ожидала чего угодно, только не такого ответа, звучавшего почти оскорблением, так как она не могла представить себе никакого убедительного мотива для отказа. Ведь он сам искал возможности быть представленным ей и изо всех сил старался обратить на себя ее внимание; она милостиво пошла навстречу его домогательствам, и теперь этот молодой человек, который только-только успел получить разрешение вернуться в Англию, отказывается от милостей королевы? Может быть, она ошиблась, когда подумала, что идет навстречу его желаниям? Или он хочет поломаться и поставить известные условия? Она почувствовала легкое раздражение к Дэдлею, а вместе с тем в ее душе зародилось подозрение, которое могло возникнуть именно у женщины, а не у государыни.

«Ведь Дэдлей освободил Марию Стюарт, состоял на ее службе… быть может, он был одним из поклонников шотландской розы… Да, да, – кричал в ней внутренний голос, – очень возможно, что Мария просто прислала его затем, чтобы шпионить здесь и интриговать против Джеймса Стюарта. Бедный юноша! Он молод, неопытен, мечтателен и легко мог попасть в сети кокетки. Этого не должно быть! Он английский лорд. Нет, я не потерплю при своем дворе партизанов шотландской королевы!..»