Красная комната - [3]
Когда же я изъявил твердое намерение посетить присутственное место, чтобы благодаря этому получить представление о распределении занятий в таком важном и всеобъемлющем учреждении, мне удалось заставить младшего пойти со мной. Было величественное зрелище, когда он открыл передо мной дверь и взору моему представилась анфилада из шестнадцати комнат, больших и поменьше. Здесь, должно быть, много работы, подумал я и почувствовал, что записаться сюда было счастливой мыслью. Треск шестнадцати вязанок березовых дров в шестнадцати кафельных печах приятно нарушал пустынность места.
Струве, слушавший со все большим вниманием, вытащил теперь карандаш между сукном и подкладкой жилета и написал на своей левой манжете цифру 16.
«Здесь комната сверхштатных»,— сказал сторож.
«Так! А много сверхштатных здесь, в присутствии?» — спросил я.
«О да, больше чем надо».
«Что же они делают?»
«Пишут, конечно, немного».— Он при этом глядел так фамильярно, что я нашел, что пора прервать разговор. После того как мы прошли через комнаты писцов, регистраторов, канцеляристов, ревизора и его секретаря, юрисконсульта, эконома, архивариуса и библиотекаря, казначея, кассира, уполномоченного, протонотара, протоколиста, контролера и его секретаря, бухгалтера, экспедитора, заведующего канцелярией и заведующего экспедицией >{13}, мы остановились наконец перед дверью, на которой было написано золотыми буквами: «Президент». Я хотел отворить дверь и войти, но мне воспрепятствовал сторож, в тревоге ухватившийся за мою руку и прошептавший мне: «Тише!»
«Что, он спит?» — не удержался я от вопроса, вспоминая старинные толки.
«Ради бога, не говорите ничего, сюда никто не имеет права входить, пока президент не позвонит».
«А часто звонит президент?»
«Нет, я не слышал ни разу его звонков за то время, что я служу здесь, а этому уже год». Казалось, мы опять забрались в таинственную область, и я прервал разговор.
Когда было около двенадцати, стали прибывать сверхштатные служащие, и я был очень удивлен, узнавая в них старых знакомых пенсионного присутствия и винокуренной коллегии. Но еще больше удивился я, когда вошел эконом Присутствия налогов, засел здесь в комнате и кресле актуара и так же удобно разговаривал, как в ведомстве налогов.
Я отозвал одного из молодых людей в сторону и спросил его, не находит ли он полезным, чтобы я представился президенту. «Тише!» — был его таинственный ответ, в то время как он отводил меня в восьмую комнату. Опять это таинственное «Тише!».
Комната, в которой мы теперь находились, была так же мрачна, как и все остальные, но грязнее. Конский волос лез из рваной кожи мебельной обивки; толстый слой пыли лежал на письменном столе, на котором стояла пустая чернильница; там же лежала еще не начатая палочка сургуча, на которой прежний владелец написал свое имя англосаксонскими буквами >{14}; ножницы для бумаги, лезвия которых слиплись от ржавчины; календарь, остановившийся в летний день пять лет тому назад; настольный календарь, тоже пятилетнего возраста, и лист промокательной бумаги, на котором Юлий Цезарь, Юлий Цезарь, Юлий Цезарь было написано по меньшей мере сто раз вперемежку с таким же количеством Праотец Ной, Праотец Ной.
«Это комната архивариуса, здесь нас не побеспокоят»,— сказал мой спутник.
«Разве архивариус сюда не заходит?» — спросил я.
«Он пять лет уже не был здесь. Теперь ему будет стыдно прийти сюда!»
«Кто же исполняет его работу?»
«Это делает библиотекарь».
«В чем же состоит занятие этого последнего в таком учреждении, как Присутствие по выплате окладов?»
«Оно состоит в том, что сторожа сортируют квитанции в хронологическом и алфавитном порядке, после чего их отправляют к переплетчику, а библиотекарь наблюдает за расстановкой их на соответствующих полках».
Струве, очевидно, забавлялся теперь этим рассказом и время от времени записывал некоторые слова на своих манжетах, и когда Фальк остановился, он почувствовал, что должен сказать нечто важное:
— Но как же архивариус получал жалованье?
— Оно ему посылалось на дом. Разве это не просто? Между тем мой молодой спутник посоветовал мне представиться актуару и попросить его представить меня остальным чиновникам, которые теперь прибывали мало-помалу, чтобы помешать в печках и насладиться последним теплом, исходившим от угольев.
«Актуар — могущественная и благосклонная личность,— рассказывал мой друг,— и очень чувствителен к вниманию».
Я лично имел другое мнение об актуаре, которого знавал в качестве эконома, но поверил товарищу и пошел.
В широком кресле сидел этот почтенный господин перед печкой, вытянув ноги на оленьей шкуре. Он был занят обкуриванием мундштука из настоящей пенки, зашитой в лайку. Чтобы не быть без дела, он взял вчерашнюю «Почтовую газету», чтобы осведомиться о видах правительства >{15}.
При моем появлении, которое, казалось, огорчило его, он сдвинул очки на лысое темя; правый глаз он скрыл за краем газеты, а левым стрельнул в меня.
Я сообщил о цели своего прихода. Он взял мундштук в правую руку и посмотрел, насколько тот обкурился. Тяжелое молчание подтвердило все мои опасения. Он кашлянул и вызвал этим сильный шипящий звук в кучке тлеющего пепла. Потом он вспомнил о газете и стал продолжать чтение. Я подумал, что мне надо повторить мое заявление с некоторыми вариациями. Тут он больше не выдержал. «Какого черта вам надо? Что вы лезете в мой кабинет? Нельзя ли меня оставить в покое хоть в моей собственной комнате? Что? Вон, вон, милостивый государь! К черту, ужели же вы не видите, что я занят? Обращайтесь к протонотару, если вам что-нибудь надо, а не ко мне».
