Красная капелла. Суперсеть ГРУ-НКВД в тылу III рейха - [43]

Именно после лекций Большого шефа в рапорте абвера, направленном руководству рейха, появятся строки, призванные задним числом оправдать затянувшиеся сроки расследования: «Весь опыт нашей предыдущей работы на Западе в данном расследовании не пригодился. Довольно скоро обнаружилось, что русские блестяще организовали работу сети. Абверу пришлось изучить теоретические установки, которыми руководствовались русские при подготовке и внедрении советских агентов; эти установки не были известны нашим офицерам».

Настал момент решающего выбора для Треппера.

Он может сколько угодно поражать зондеркоманду своим шпионским мастерством, но факт остается фактом — эсэсовец Гиринг держит его в своих руках. Что делать? Торговаться? Изворачиваться? Начать хитроумную игру? Но он ведь Большой шеф, и его противники не удовлетворятся несколькими пешками, коль скоро он может уступить им коня или ладью, а может быть и все фигуры!

Так кем же станет Треппер? Предателем или героем?

Кент не выдерживает испытаний.

«Они продержали меня четыре дня в камере тюрьмы Александерплац, — рассказывает Маргарет, — затем отвезли в гестапо. Винсент был там. Бедный мой, он пережил страшный удар: впервые увидел меня скверно одетой, ненакрашенной, растрепанной… Гестаповец, присутствовавший при этом, заметил его волнение и сказал: «Предлагаю уговор: вы остаетесь с ней на весь день, но ночью начнете говорить». Винсент согласился.

Итак, после каждого прощального поцелуя, подаренного Маргарет — вариант поцелуя Иуды, — Кент проводит ночи, предавая своих. Его признания всего лишь подтверждают то, что уже известно, но их выслушивают с интересом, ведь это свидетельствует о готовности Кента сотрудничать. К концу 1942 года, ознаменованного полкой победой зондеркоманды над «Красной капеллой», шефы гестапо уже думают о будущем. На развалинах разгромленной организации они собираются создать шедевр контрразведки, перешедшей в наступление. Вечером 24 ноября Гиринг сообщил Гитлеру, которого знал лично, об аресте Большого шефа; фюрер благосклонно поздравил его. Гиммлер тоже восторженно отреагировал, когда Гиринг позвонил ему и своим пропитым голосом сообщил замечательную новость; беседа закончилась советом, от которого повеяло средневековьем: «…а теперь бросьте его в самый глубокий парижский подвал и наденьте на него цепи — главное, чтобы он не мог убежать!» Но это, конечно, были просто слова. Рейхсфюрер с помощниками уготовил для своего пленника роль, достойную его. Не для того они поймали шефа советской шпионской сети в Западной Европе, чтобы по-глупому гноить его в глубоком подземелье.

В последние дни декабря Кенту сообщили, что его отправят в Париж. Там Большой шеф и Маленький шеф, снова объединившись, станут вести самую необыкновенную в истории разведки радиоигру.

Кент соглашается. Треппер уже принял предложение.

Мученики

Берлинцы держатся лучше.

Сто восемнадцать человек брошено в берлинские застенки, главные агенты отправлены в гестаповскую тюрьму на Принц-Альбрехтштрассе. Молодежь и старики, рабочие и светские дамы, военные и студенты, коммунисты и реакционеры. Кого только не было в этой организации, казалось, каждый социальный слой и даже каждая группа направили туда своего представителя.

Большинство узников — участники движения Сопротивления.

Назовем вещи своими именами: стыд и позор, что руководитель советской разведки так запросто перечислил в радиограмме три роковых адреса, в результате чего Шульце-Бойзен и его окружение, которым по чистой случайности очень везло, в конце концов оказались жертвами неосторожности своих московских шефов.

Чтобы ищейки с Принц-Альбрехтштрассе добрались до них, понадобилось со Знаменки — из Центра — ткнуть в них пальцем.

«Сталин, только Сталин был виноват!» — пишет маршал Еременко, рассказывая о первых военных неудачах русских. Директор мог бы сказать то же самое по поводу катастрофы с берлинской сетью. Политическая слепота диктатора помешала советским секретным службам создать в Германии сильную организацию. А после того, как начал осуществляться план «Барбаросса», Центр, как и все, попал в водоворот, вызванный паникой. Радиограмма Кенту датирована 10 октября. Через несколько дней, 19 октября, связь между московской радиостанцией и десятками советских передатчиков, разбросанных по разным странам мира, была прервана; некоторые «пианисты», принимавшие в ту ночь инструкции из Москвы, потеряли связь, не дописав шифрованную фразу; только шесть недель спустя приемники заработали снова — московский радист, ничего не объяснив, продолжил передачу с той самой цифрогруппы, на которой ее прервал. А дело было в том, что немецкие танки рвались к Москве и был отдан приказ перевести радиостанцию в Куйбышев. О предстоящем переезде старшие офицеры были предупреждены за двенадцать часов, но подчиненных не предупредили вовсе. Если мозг находится в таком смятении, можно ли удивляться, что конечности теряют координацию?

Но первая встреча Кента с берлинской группой состоялась в апреле 1941 года, во время его поездки в Лейпциг, до «Барбароссы». У Директора хватило времени организовать встречу с учетом всех правил безопасности, передать условные знаки и пароль. Но почему же не воспользовались этим для разработки системы связи между брюссельскими профессионалами и берлинскими дилетантами: это и было ошибкой. Конечно, риск существовал: объединение двух сетей было чревато опасностью, ибо провал одной из них повлек бы за собой провал другой. Но мало ли технических приемов, которые позволяют воздвигнуть непроницаемые перегородки («почтовые ящики», живые или неживые, «предохранители» и т. д.). До мелочей продуманная система могла бы обеспечить безопасность.