«Красная капелла». Советская разведка против абвера и гестапо - [117]

—  Грета Георгиевна, — обратился он к ней на русский манер, — это далеко не так, уж поверьте, хотя все подробности мне, к сожалению, неизвестны.

Кукхоф с любезной улыбкой выслушивала советского представителя, но было видно, что она оставалась при своем мнении. Во время одного из посещений посольства СССР Кукхоф рассказала о намечаемом американцами спектакле с делом Редера, которое хотят повернуть против «Красной капеллы». Она спросила, нельзя ли организовать запрос польских властей с просьбой о выдаче Редера как военного преступника? В Польше можно было рассчитывать на объективное рассмотрение дела военного преступника Редера. Но что-то в этом плане не сработало, и о его содержании стало известно не только американцам, но и Редеру. Учитывая, что западные спецслужбы прослушивали ее телефон, можно догадаться, как произошла утечка важной информации.

В компрометации членов «Красной капеллы» был заинтересован лично директор ЦРУ Аллен Даллес. Свыше тысячи страниц разведывательных материалов ЦРУ свидетельствует о ярко выраженном интересе западных спецслужб к организации берлинских антифашистов. Американская разведка рассчитывала побольше узнать о методах работы советской разведки с берлинскими антифашистами и при случае завербовать их.

Трудно было ожидать, что люнебургский процесс будет беспристрастным и воздаст по заслугам палачу Редеру. Так оно и случилось. Во время судебного разбирательства обвинения против Редера повернулись таким образом, что его деятельность стали рассматривать как «результат проступков и поведения противников режима, означавшего предательство интересов страны». Когда подобные мысли сродни высказываниям нацистских судей прозвучали в Люнебурге, трудно было не задаться вопросом: где и в какой стране это происходит? Стоило, однако, посмотреть в зал суда, на свидетелей защиты Редера, большинство из которых составляли бывшие нацисты и гестаповцы, как вопрос отпадал сам собой. Задним числом люнебургский процесс оправдал приговор Гитлера антифашистам и отказывался признать очевидное: принуждение к даче показаний, нарушение судопроизводства и вынесение неправосудного приговора гитлеровским трибуналом. Адвокаты Редера и судьи истолковали позицию бывшего нацистского прокурора как действия по спасению «христианской Европы» от коммунизма еще на самом начальном этапе зарождения «холодной войны».

Люнебургское дело в отношении Редера было прекращено в 1951 году по инициативе прокурора Финка с формулировкой, заслуживающей того, чтобы ее воспроизвели. Пытки, издевательства, подтасовки и прямые провокации против немецких антифашистов, жертв зондеркоманды «Роте капелле», представляли, по его определению, «объективное судопроизводство».

Вместе с тем круги, поднятые люнебургским процессом, еще долго продолжали расходиться в германском обществе и на мировой арене. Ответный удар Редер и стоящие за ним силы нанесли прежде всего по Адольфу Гримме. По мнению бывшего генпрокурора люфтваффе, он был главным инициатором люнебургского процесса и за это должен был поплатиться. Гримме занимал видное положение — генеральный директор радиокомпании Северо-Западной Германии, его компрометация рикошетом ударила бы по многим «сообщникам» и имела значительный резонанс. К тому же Даллес еще ранее неблагоприятно отозвался о Гримме. Судебная тяжба, затеянная в свою очередь Редером, была воспринята Гримме болезненно. Ему перевалило на седьмой десяток, он стал раздражителен и боязлив. В сентябре 1953 года, когда его особенно одолели сомнения, он явился к Грете Кукхоф, чтобы поделиться с ней переживаниями. Кукхоф угостила его кофе, усадила в кресло, сама устроилась напротив.

—  Я тебя слушаю, Адольф.

—   Зря мы все это затеяли, Грета, — сказал Гримме, так и не притронувшись к кофе. — Кроме неприятностей, ничего не получилось.

—   Это как сказать. Им тоже пришлось несладко. Маски фарисеев с них все-таки удалось сорвать.

—   Из-за этого я могу теперь потерять службу. Но скажи, Грета, неужели Харро Шульце-Бойзен был платным русским агентом и передавал все, что мы ему доверительно сообщали?

—   Ах, Адольф, и ты попался на эту нацистскую удочку. Разве ты не знал Харро? Забыл, какие идеи нас вдохновляли? Ну какие мы шпионы? Ты что-либо сделал такое, в чем бы мог сегодня упрекнуть себя?

—   Конечно нет. Тем неприятнее слышать эту дурацкую клевету. Впрочем, мне не все ясно с деньгами, которые ты передала мне на хранение.

—  Я еще тогда сказала тебе, Адольф, и сегодня повторяю, что эти переданные нам русскими деньги — не плата за какие-то услуги. Они предназначались на борьбу за свержение Гитлера, выход Германии из войны и построение нового, демократического немецкого государства.

—    Увы, Грета, кажется, я совершил ошибку. Редер оказывал на меня такое психологическое давление, что на допросе, когда сдали нервы, я, кажется, признался, что это личные средства, не предназначенные для Сопротивления.

—  О, это непростительная слабость, Адольф!

—   Может быть, Грета, мне объясниться с Редером и сказать, что он неправильно понял меня тогда?

—    Это означало бы громоздить одну ошибку на другую.