Красная гора: Рассказы - [7]

Шрифт
Интервал

В свою разгромленную квартиру она вернулась только через два дня и застала там меня и моего мужа, безуспешно пытающихся водрузить новую, задорого купленную у кооператоров дверь на место порубленной старой. Зная, что лучшее средство обороны— нападение, мы тут же набросились на Броню с вопросами, где она была и как могла уйти, никого не предупредив. Броня ответила, что она была там, где были все люди ее национальности, и что все люди ее национальности так делали, а предупредить меня о том, что занятий не будет, она не могла, потому что там, где были люди ее национальности, не было телефона.

— Броня! — завопила я. — Что вы говорите? Я тоже вашей национальности, и мой муж, и мои друзья вашей национальности, нашей национальности!!!

Что же делали люди нашей национальности и почему мне об этом ничего не известно?

И я выяснила у Брони, что люди нашей национальности в эти дни, оказывается, прятались в подвалах. И места в подвалах надо было заранее бронировать, и билет в подвал стоил очень-очень дорого.

— Напрасно вы взломали мою дверь, я очень недовольна этим, — изрекла Броня тоном, каким она обычно говорила: «Напрасно вы плотно кушаете перед сном».

— И вообще, — добавила она, — в конце концов холостая женщина имеет право отправиться ночевать к любовнику, и нечего следить за ее нравственностью.

— Броня! — закричала я. — Зачем вы поверили слухам? Неужели вы не понимаете, что нас специально запугивали?

— Я еще хочу жить. Я хочу умереть своей смертью, — ответила Броня, прошла в свою спальню и села в позу лотоса. Видно, в подвале ей неудобно было это делать, и она успела соскучиться по своей любимой позе.

Я вдруг подумала, что фраза «Броня забронировала место» смешно звучит и засмеялась. А потом я бросила смеяться, и мне стало все по фигу. А Броня сидела и сидела в позе лотоса, и ей, видно, тоже было все по фигу. И соседям, которые собрались на лестничной площадке и глазели на нас сквозь проем в том месте, где была когда-то дверь, тоже было все по фигу. А в городе было спокойно. Спокойно, как всегда…

Монолог про нос

(подслушанный автором и записанный дословно)

Я все время подумываю сделать пластическую операцию. А то из-за того, что нос у меня крючком, все меня за еврейку принимают. Недавно еду я в троллейбусе и только хочу сесть с какой-то бабкой, как она к мужчине:

— Мужчина, сядьте со мной, а то я не хочу, чтобы рядом евреи сидели.

А у меня, надо же, паспорт как раз в сумке. Я вынимаю паспорт и в рожу ей сую:

— Смотрите, что здесь написано. Украинка я, украинка.

Тут другая, еврейка, видно, начинает возмущаться:

— Да зачем вы оправдываетесь перед ней, зачем паспорт ей тычете?

А тут еще одна входит в троллейбус. Ну, на ней уже прямо написана ее нация. Так вот, она заходит и плюхается на то самое место, что я хотела занять. Меня аж смех разобрал.

«За что боролась, на то и напоролась», — думаю я про ту бабку. А у ней уже и весь пар вышел. Она и сказать ничего не может, только глазами хлопает.

А на той неделе со мной такое произошло, что я до сих пор трясусь. Иду я за подснежниками в нашу дубраву, ту, что на Павловом поле. Подснежников, правда, там уже не осталось, все успели повырвать. Гуляю я себе спокойно. Вдруг… (знаете то место, где телевизионная вышка?). Так вот, дохожу я до этого места, вдруг появляется парень, высокий, квадратный и спрашивает:

— Ментов здесь нет?

Я пожимаю плечами:

— Откуда им тут быть?

— А здесь никто не проходил? — опять спрашивает он.

— Никто, — отвечаю.

— А вы что, правда, одна? — почему-то не верит он.

— А почему бы мне и не быть одной? — отвечаю.

Тогда он вынимает из кармана пистолет, потом вынимает какую-то кругленькую штуку с прорезями (глушитель, наверное, я в кино такой видела). Ну вот, он надевает эту штуку на пистолет и наставляет этот пистолет на меня:

— Раздевайся!

А я, представляете, вроде и понимаю, что вот сейчас он меня убьет, а все-таки до меня это как-то не доходит. Это я потом уже стала трястись. Как до Пушкинской доехала. А в ту минуту мне почему-то жутко любопытен стал его пистолет. Я же никогда настоящих пистолетов не видела. И вот я стою и разглядываю этот пистолет и говорю ему:

— А чего это я буду раздеваться?

А он мне:

— Ну тогда вали отсюда.

Я как рвану. Так до милиции прямо и добежала. А там мне сказали, что в прошлом году на том же самом месте такой же примерно тип (приметы вроде сходятся) тоже наставил пистолет на девушку. Только ее он после этого изнасиловал, а потом стрельнул в нее разок. Думал, что убил — а она жива.

Потому я теперь думаю, не нужна мне никакая пластическая операция. Был бы у меня нос как нос, так бы я в той дубраве и осталась. А с таким носом кому я нужна?

И пусть меня обзывают еврейкой сколько хотят. Хотя у евреек в общем-то носы в порядке, не то, что мой нос. Так что их, наверное, насилуют и убивают, как обычных женщин.

И совершенно нечего говорить про них разное, и в троллейбусах рядом не садиться, и меня за еврейку принимать…

Гипноз

Я давно уже решила не ходить на сеансы гипнотизеров, хотя раньше мне очень нравилось. Во-первых, у всех у них одно и то же: то загипнотизированные скачут на лошади, то рвут яблоки в саду, то в зоопарке гладят жирафа, то еще что-нибудь в этом роде, а во-вторых, если я нахожусь в зале, то гипнотизеры почему-то всегда вызывают меня на сцену. Они почему-то считают, что я очень внушаема. Не знаю, как они узнают, но я действительно внушаема. Только гипнозу не поддаюсь. Не вижу я ни яблок в саду, ни лошади, ни жирафа в зоопарке. Но, конечно, если я уже нахожусь на сцене, то покорно изображаю все, что меня просят. Вот я и решила больше не ходить на гипнотизеров. Почему, собственно, я должна за свои же деньги выпендриваться на сцене? Но тут в наш город приехал не просто гипнотизер, а экстрасенс Воронов. По крайней мере, афиша обещала сеанс телекинеза, чтение мыслей на расстоянии и многое-многое другое.


Рекомендуем почитать
На окраине Перми жил студент ПГМИ

Мемуарная повесть выпускника 1978 г. Пермского государственного медицинского института (ПГМИ) с 19 фотографиями и предисловием председателя Пермского отделения Российского общества историков медицины О.И.Нечаева. Эссе о медицинском студенчестве. Панегирик любимому ВУЗу и родной Перми. Книга о проблемах и трудностях, с которыми всегда сталкиваются студенты-медики.


Весы Лингамены

Всё началось в стенах научного центра ИКИППС, учёные которого вознамерились доказать детерминированность вселенной. Но этим экспериментам не суждено было остаться лишь умозрительными конструкциями в мире форм: неистовый ветер причинности, словно потешаясь над пытающимися доказать его существование, всё быстрее раскручивает неуловимый маховик событийности. Видя бессилие науки, молодая сотрудница ИКИППСа Дарима принимает решение в одиночку противостоять ужасающей силе инерции 4-го тысячелетия…


Клава спешит на помощь...

Кто не бросал наполненные водой воздушные шарики с балкона, не убегал от злых дяденек со стройки, не спасал попавших в беду животных, не устраивал шурум-бурум дома у друзей? Все эти знакомые мотивы — в рассказах о неугомонной, непоседливой Клаве и её друзьях…


Полкоролевства

В романе американской писательницы Лоры Сегал «Полкоролевства» врачи нью-йоркской больницы «Ливанские кедры» замечают, что среди их пациентов с загадочной быстротой распространяется болезнь Альцгеймера. В чем причина? В старении, как считают врачи, или в кознях террористов, замысливших таким образом приблизить конец света, как предполагает отошедший от дел ученый Джо Бернстайн. Чтобы докопаться до истины, Джо Бернстайн внедряет в несколько кафкианский мир больницы группу своих друзей с их уже взрослыми детьми. «Полкоролевства» — уморительно смешной и вместе с тем пронзительно горький рассказ о том, как живут, любят и умирают старики в Америке.


Альянс

Роман повествует о молодом капитане космического корабля, посланного в глубинные просторы космоса с одной единственной целью — установить местоположение пропавшего адмирала космического флота Межгалактического Альянса людей — организации межпланетарного масштаба, объединяющей под своим знаменем всех представителей человеческой расы в космосе. Действие разворачивается в далеком будущем — 2509 земной календарный год.


Акука

Повести «Акука» и «Солнечные часы» — последние книги, написанные известным литературоведом Владимиром Александровым. В повестях присутствуют три самые сложные вещи, необходимые, по мнению Льва Толстого, художнику: искренность, искренность и искренность…