Красная Борода - [15]
Нобору хотел было возразить, что этот подонок, будучи в интимной связи с матерью, преспокойно женился на ее дочери, но сдержался и, вспомнив, как сам попался в сети сумасшедшей О-Юми, покраснел. К счастью, Ниидэ ничего не заметил и, ускорив шаги, продолжал:
— В жизни есть много поучительного. Но нет такого канона, который подходил бы для каждого. Даже заветы Будды — «не убей», «не укради» — не являются абсолютными для всех. Вот я и хочу, чтобы в этом случае отступили от правила.
Ниидэ остановился, сказал, что дальше пойдет один, а Нобору велел возвращаться в больницу.
— Мне надо кое с кем переговорить в управе, наверно, будет и угощение. Поэтому передай, чтобы меня к ужину не ждали — вернусь поздно.
На следующий день О-Куни выпустили из тюрьмы. Правда, награду за добровольный донос она не получила, но благодаря настойчивости Ниидэ смогла вернуться в ночлежку Касивая к своим детям.
Ниидэ вызвал Нобору и попросил, чтобы тот отправился в Касивая и осмотрел хворавшую дочь О-Куни. При этом он вручил Нобору пять рё.
— Передай эти деньги О-Куни, — сказал он. — Остальные десять рё я пока оставлю у себя. Когда понадобится, выдам. В ближайшие дни я к ней загляну.
— Неужели Рокусукэ оставил так много денег? — удивился Нобору.
— Нет, ему принадлежали только пять рё с небольшим, а на остальные десять, — Ниидэ хитровато усмехнулся, — на остальные десять я заставил раскошелиться Симаду — чиновника из управы.
Нобору недоверчиво поглядел на него.
— Видишь ли, — продолжал Ниидэ, — у Симады ужасно ревнивая жена. Кроме того, она уже много лет страдает от приступов черной меланхолии. Я регулярно присылаю для нее лекарства и раз в месяц осматриваю. Мне удалось пронюхать, что Симада тайно снимает комнату, где встречается со своей любовницей. Представляешь, что будет, если ревнивая жена узнает об этом. Вот я ему и намекнул... Ты не гляди на меня так, Нобору, — сам понимаю: я повел себя не очень прилично, но в результате получил от Симады десять рё отступного...
В глазах Ниидэ запрыгали веселые огоньки. По-видимому, он вовсе не считал себя виноватым.
— Короче говоря, Симада приказал выпустить О-Куни на волю, а десять рё выдал мне якобы в уплату за лечение его жены... И все же мой поступок заслуживает порицания.
Если я начну зазнаваться, ты вправе напомнить мне об этом. Вот и все. А теперь отправляйся в Касивая.
«Барсучьи норы»
Незадолго до начала сезона дождей Нобору по собственному почину сменил кимоно на больничную форму — светло-серый халат и такого же цвета шаровары. Они были хорошо накрахмалены и слегка топорщились. Нобору чувствовал себя в них неуютно. Ему казалось, что все пристально разглядывают его в этой новой для него одежде.
Ниидэ и Мори делали вид, будто ничего не замечают. Остальные тоже помалкивали, хотя от внимания Нобору не ускользнули насмешливые взгляды и улыбочки. Лишь один человек обрадовался — кухарка О-Юки. Впервые заметив на нем халат, О-Юки захлопала в ладоши и заулыбалась:
— Как хорошо, что вы изволили наконец надеть этот халат. Я рада вдвойне, потому что выиграла.
— Что значит — выиграла? — с подозрением спросил Нобору. — Ты с кем-нибудь заключила пари?
— Вовсе нет! — смущенно ответила О-Юки. — Просто я молилась о том, чтобы на вас снизошло такое настроение.
— Какое еще настроение?
— Чтобы вы пожелали остаться в нашей больнице, — воскликнула О-Юки. — Наверно, вам кажется странным, что именно я говорю это, но нашей больнице так нужны хорошие, настоящие врачи, которые с желанием, а не из- под палки лечили бы здешних больных!
«Да ведь она повторяет слова Мори», — заметил Нобору.
О том, что ей нравится Мори, болтали и Цугава, и О-Суги — служанка сумасшедшей О-Юми. В самом деле О-Юки была по уши влюблена в Мори, а тот не обращал на нее внимания. Нобору иногда замечал их вместе. Обычно девушка останавливала шедшего навстречу Мори и заговаривала с ним. Однажды Нобору стал свидетелем такой сценки: О-Юки и Мори стояли у ограды плантации лекарственных растений. Мори, скрестив на груди руки, с независимым видом глядел в сторону, а девушка, закрыв лицо рукавом кимоно, горько плакала. То было в конце весны, легкий туман стлался над оградой, и в тусклом вечернем освещении О-Юки и Мори напоминали картину театра теней. Сцена казалась нереальной, и от нее веяло невыразимой тоской.
«В самом деле, она повторяет слова Мори», — подумал Нобору и без всякого умысла спросил:
— Мори тоже так считает?
О-Юки спокойно кивнула и с улыбкой ответила:
— Господин Мори так изволил сказать.
— У меня на этот счет есть собственное мнение, ворчливо пробормотал Нобору. — Мори пытается сам себя обмануть. Главная цель любого — выбиться в люди. Прославиться и сколотить состояние — вот изначально присущее человеку, самое сильное и, я бы сказал, естественное желание! О Красной Бороде говорить не буду. Он прославленный врач — это все признают. Его с почетом встречают аристократы и богачи. А то, что он, несмотря на такие почести, работает в здешней больнице, лишь способствует его славе и авторитету. Мы — другое дело! Мы — обыкновенные врачи-практиканты. Работать здесь до скончания века — значит навсегда обречь себя на безвестность. А я не хочу этого, с меня хватит!
Представляемое читателю издание является третьим, завершающим, трудом образующих триптих произведений новой арабской литературы — «Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже» Рифа‘а Рафи‘ ат-Тахтави, «Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком» Ахмада Фариса аш-Шидйака, «Рассказ ‘Исы ибн Хишама, или Период времени» Мухаммада ал-Мувайлихи. Первое и третье из них ранее увидели свет в академической серии «Литературные памятники». Прозаик, поэт, лингвист, переводчик, журналист, издатель, один из зачинателей современного арабского романа Ахмад Фарис аш-Шидйак (ок.
Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.
«Мартин Чезлвит» (англ. The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, часто просто Martin Chuzzlewit) — роман Чарльза Диккенса. Выходил отдельными выпусками в 1843—1844 годах. В книге отразились впечатления автора от поездки в США в 1842 году, во многом негативные. Роман посвящен знакомой Диккенса — миллионерше-благотворительнице Анджеле Бердетт-Куттс. На русский язык «Мартин Чезлвит» был переведен в 1844 году и опубликован в журнале «Отечественные записки». В обзоре русской литературы за 1844 год В. Г. Белинский отметил «необыкновенную зрелость таланта автора», назвав «Мартина Чезлвита» «едва ли не лучшим романом даровитого Диккенса» (В.
«Избранное» классика венгерской литературы Дежё Костолани (1885—1936) составляют произведения о жизни «маленьких людей», на судьбах которых сказался кризис венгерского общества межвоенного периода.
В сборник крупнейшего словацкого писателя-реалиста Иозефа Грегора-Тайовского вошли рассказы 1890–1918 годов о крестьянской жизни, бесправии народа и несправедливости общественного устройства.
В однотомник выдающегося венгерского прозаика Л. Надя (1883—1954) входят роман «Ученик», написанный во время войны и опубликованный в 1945 году, — произведение, пронизанное острой социальной критикой и в значительной мере автобиографическое, как и «Дневник из подвала», относящийся к периоду освобождения Венгрии от фашизма, а также лучшие новеллы.