Красиво жить не запретишь - [3]

Чтобы освоиться в чужом городе, я решила для начала немного расслабиться. В смысле попить где-нибудь кофе. Слева от меня было небольшое кафе в полуподвальном помещении. Не имею ничего против. Я вошла и села за первый попавшийся столик. Самое время выпить кофе и, пожалуй, закурить.

Когда принесли мой заказ, я подумала, что раз уж мне не удалось погадать в самолете, то, наверное, стоит попробовать здесь. Я достала из мешочка кости. Надо сказать, что я пользуюсь не совсем обычными костями: гадаю тремя двенадцатисторонними костями. На гранях первой нанесены числа от одного до двенадцати, второй — от тринадцати до двадцати четырех, третьей — от двадцати пяти до тридцати шести. Я бросила кости на столик.

14+31+5.

Так-так. Когда-то я приобрела книгу Федосеева «Числа и судьбы», где даны разгадки подобных числовых комбинаций. Книжечка довольно увесистая, двухтомная, но я умудрилась ее выучить почти наизусть — память у меня феноменальная. Ну, так что значат выпавшие числа?

Я нахмурилась, припоминая. Вот: «Рассчитывайте больше на себя. Не все люди настроены по отношению к вам благожелательно». Очень ценное замечание. Хотя все зависит от ситуации. И что-то мне подсказывает, что такая ситуация скоро возникнет.

* * *

На Киевском железнодорожном вокзале я была в пять часов. На куртку себе я прикрепила карточку «Вечерний Тарасов» Татьяна Иванова». Минут через десять ко мне подошел молодой человек, довольно высокий, симпатичный, в очках с затемненными стеклами.

— Нубин Михаил Георгиевич, — представился он, — газета «Киевские ведомости». Вы, как я понимаю, из Тарасова?

— Из Тарасова, — сказала я, указывая на карточку, — «Вечерний Тарасов».

— Ну, здравствуйте, коллега. Как долетели?

— Ничего, спасибо.

— Пойдемте я провожу вас до поезда. Вы будете работать со мной, — он усмехнулся, — вы же, кажется, новичок в журналистике?

— Вообще-то да, — сказала я осторожно, — работаю недавно.

Он рассмеялся и посмотрел на меня.

— Вадим Павлович звонил мне, — сказал он просто, — просил помочь вам, если понадобится. Оказать физическую помощь. Так что можете рассчитывать…

Странно, ох странно. Я-то почему об этом не знаю? Хорошо было бы еще раз бросить кости. Не есть ли это та самая ситуация, о которой они меня предупреждали? Нужно быть осторожнее.

— Какая же может быть физическая помощь, Михаил Георгиевич, в нашем-то деле? — сказала я. — Интервью я брать уже научилась.

Нубин вновь внимательно посмотрел на меня.

— Пойдемте к поезду, — произнес он.

Я пошла. Началась посадка. Нубин уже зашел в вагон, а я стояла на перроне, рассматривая толпу галдящих художников. Зрелище было, надо сказать, довольно необычное: седовласые мужи болтали, как школьники, громко хохотали. Особенно обращал на себя внимание веселый мужчина с длинной гривой пегих волос в кожаной куртке, доставшейся ему, наверное, от деда-чекиста. Разговаривал он громче всех и постоянно порывался затянуть песню. Впрочем, подобное бесшабашное настроение было у многих. Наверняка большинство из деятелей искусств уже здорово навеселе. «Если закрыть глаза, — подумала я, — участников конференции легко можно спутать с ватагой студентов, которых везут на картошку».

Наконец посадка закончилась. Я вошла в вагон последней. С трудом пробившись к своему купе — оно у нас с Нубиным было, оказывается, одно на двоих, — я начала устраиваться. Затем я вышла в коридор и встала у окна. Вокруг царил настоящий бардак. Поезд еще не тронулся, а художники уже бегали взад-вперед по вагону с какими-то стаканами, бутылками; во всех купе доставали из дорожных сумок домашнюю снедь, шелестели оберточной бумагой, смеялись, чавкали и булькали. В таком ералаше не только наркотики, слонов стадами провозить можно — никто не заметит. Я устала стоять и направилась в свое купе.

Когда я вошла, оказалось, что мне и сесть-то негде. Кроме Нубина, в купе находились еще два человека: длинноволосый весельчак, которого я видела на перроне, и толстый важный дядя в коричневом костюме и роговых очках, очень похожий на директора провинциальной средней школы. На столике среди вареных яиц, сосисок и колбасы прочно утвердилась едва початая бутылка водки. Трапеза только начиналась. При моем появлении все трое поднялись.

— Дима, — протянул мне руку длинноволосый художник.

— Здравствуйте, Дима, — немного помедлив, поздоровалась я, — а меня Таней зовут.

Вот здорово, мужик мне в отцы годится, а все туда же — «Дима».

— Анатолий Борисович, — поклонился «директор школы».

Он оказался вдвое ниже меня.

— Таня.

— Таня — тоже представитель средств массовой информации. Газета «Вечерний Тарасов», — положив мне руку на плечо, произнес Нубин. — Мы тут уже немного познакомились, — сказал он, обращаясь ко мне. — Дима — скульптор, кроме того, еще и поэт.

Дима галантно шаркнул ножкой.

— Анатолий Борисович, — продолжал Нубин, — известный на Украине художник-портретист.

Анатолий Борисович поклонился.

— Очень приятно, — сказала я, — давайте мы наконец присядем, а то неудобно в одном купе вчетвером стоять.

— Вот и присядьте, отдохните, выпейте, — надевая пиджак, сказал Нубин, — а я пойду зарплату свою отрабатывать.