Красив и очень опасен - [5]

И это «что-то» должно быть для него достаточно важным, чтобы прикинуться больным и вовлечь в свою игру Мабри. Что ж, Кэссиди готова сыграть с ним хотя бы только ради того, чтобы удовлетворить собственное любопытство. День-два, не больше.

Когда Кэссиди уже подходила к отцовскому дому со стороны Семьдесят второй улицы, Шон с Мабри как раз выходили из подъезда.

— Кэсс, зайка моя! — радостно прогудел Шон, обнимая ее. Кэссиди послушно замерла в его медвежьих объятиях; всякий раз бурная радость отца при их встречах почему-то не только не трогала, но и раздражала ее. Тем временем Шон отступил на полшага и нахмурился. — Так, дай-ка на тебя полюбоваться. Ну вот, опять поправилась! Неужели не знаешь, что худеть и богатеть женщинам можно до бесконечности? Послушай, Мабри, поговори с ней, пока она совсем в пышку не превратилась.

Кэссиди закипела.

— Увы, Шон, но вы с мамой наградили меня слишком крупной костью. Боюсь, что крутизну моих бедер можно исправить разве что с помощью электропилы.

Взгляд холодных голубых глаз Мабри устремился поверх головы Кэссиди.

— Твой папаша — полный болван, Кэссиди, — с улыбкой сказала она. — Ты, как всегда, совершенно восхитительна.

— Вы — второй человек за сегодняшний день, кто мне это говорит, — сказала Кэссиди, высвободившись из отцовских объятий и обнимая мачеху.

— Что ты — восхитительна? — ухмыльнулся Шон, не желая оставаться в стороне.

— Нет, — покачала головой Кэссиди. — Что ты — болван.

Мабри звонко рассмеялась.

— Не удивлюсь, если сегодня ты слышишь это не в последний раз, — сказала она. — Сколько ты у нас погостишь, милая? Шон, мы должны вернуться и устроить Кэсс.

— Ни за что! — огрызнулся Шон. — Ты целый месяц пилила меня и заставляла записаться к врачу, а теперь я опаздывать не собираюсь. Кэссиди прекрасно устроится и без нас. Расположись в своей старой спальне, Кэсси, и будь как дома. В котором часу вернемся, не знаю.

— Но… — начала было Мабри, в глазах которой мелькнуло беспокойство.

Однако Шон, которого, как обычно, чужое мнение не интересовало, оборвал жену.

— Хватит суетиться, — резко сказал он. — Я просто не узнаю тебя, Мабри. Ты над ней трясешься, как наседка над цыплятами. Кэсси приехала не на один день, так что у нас будет достаточно времени на общение.

Кэссиди вспыхнула.

— Вообще-то я…

Но Шон уже поволок Мабри в сторону Парк-авеню, нетерпеливо размахивая руками.

— Позже поговорим! — крикнул он через плечо, а в следующую минуту пара скрылась за углом.

— Он ни капли не изменился — верно, мисс? — послышался знакомый голос.

Кэссиди обернулась и, узнав консьержа, улыбнулась.

— Да, Билл, ни на йоту. Как у него дела, не знаете? Мабри сказала, что он болен.

— Я этого не заметил, — пожал плечами Билл. — Характер у него по-прежнему несносный. Я очень рад, что вы вернулись, мисс. Может, хоть вам удастся его вразумить.

— Господи, и почему все считают, что мне по плечу невозможное? — криво усмехнулась Кэссиди. — Шону слово «осторожность» вообще незнакомо.

— Это верно, — со вздохом подтвердил Билл, сопровождая ее к лифту. — Только бы вы сами это не забывали. Давайте помогу вам чемодан нести.

— Чтобы отец от меня отрекся? — промолвила Кэссиди. — Мы ведь с ним убежденные демократы, Билл. Никому не дозволено нас обслуживать — разве что официантам.

Билл сокрушенно покачал головой.

— Вы уж будьте поосторожнее, мисс. Если вдруг понадобится моя помощь, вы всегда меня здесь найдете.

Кэссиди недоуменно спросила:

— С какой стати?..

Но дверцы лифта уже сомкнулись, а кабина плавно устремилась на двенадцатый этаж.

Лифты Кэссиди любила не больше, чем самолеты, однако ей вовсе не улыбалось восходить на двенадцатый этаж пешком, а Шон любил обитать под самой крышей. В этих апартаментах они с Мабри прожили уже десять лет, и, как ни странно, Кэссиди и впрямь чувствовала себя здесь как дома. Ее так и подмывало побыстрее скинуть туфли и пройтись по квартире босиком, утопая по щиколотку в коврах. Первым делом, воспользовавшись отсутствием отца, она задвинет подальше «Перье» или какую-либо иную минералку — основную пищу Мабри — и проглотит что-нибудь калорийное.

Поставив чемодан на пол прихожей, она избавилась от туфель и глубоко вздохнула, переводя дыхание. Затем осмотрелась по сторонам и повсюду увидела собственное отражение — Мабри, бывшая модель, покрыла зеркалами все стены прихожей. Кэссиди показала себе язык.

Шон пользовался любым поводом, чтобы упрекнуть дочь в неповоротливости и недостатке изящества. Его раздражало, что она намного выше его. Не нравилась Шону и пышная, напоминавшая песочные часы, фигура дочери, которую ничто не могло исправить — ни голодание, ни диеты, ни изнурительная гимнастика. Не радовало Шона и все остальное — светящиеся умом глаза Кэссиди, рыжие волосы и даже выбранная профессия. Одним словом, не обладала его дочь ни единым достоинством.

И при этом, как ни странно, Шон ее любил — в этом Кэссиди нисколько не сомневалась. И это была, пожалуй, единственная причина, заставлявшая ее мириться с отцовским характером и сносить его выходки.

Повесив пальто на спинку стула и взмахнув головой, отчего ее буйные рыжие кудряшки рассыпались по плечам, Кэссиди принялась расстегивать шелковую блузку. Она знала, что по меньшей мере час ее никто не потревожит, и собиралась насладиться каждой минутой блаженного одиночества.