Красавчик - [39]

И хотя теперь Красавчик не плакал, но в глазах его и в голосе, каким он произнес это, было столько горя, что Борский растрогался.

— Ну, успокойся, милый, — поглаживая волосы на голове мальчика, сказал он, — ты расскажи мне про Митьку, и тогда, мы может быть, подумаем, как бы помочь ему.

Ласковое поглаживание и задушевный тон успокоили Мишку. Кроме того, сам художник намекал на возможность помощи Митьке, и этого было достаточно, чтобы ободрить Красавчика. Он понял, что теперь нечего скрывать от Борского прожитое, и с жаром стал рассказывать про Митьку и их дружбу. Он рассказал и жизнь у Крысы и про то, как Митька взял его под свою защиту, потом про тюрьму и побег, а затем и про жизнь в лесу. Борский ни звуком не прервал рассказа. Он даже не смотрел на Красавчика. Только рука его нежно обнимала стан мальчика, а другая гладила по волосам. Когда Мишка кончил, рука как бы невзначай соскользнула с его головы и смахнула что-то с глаз своего владельца.

— Бедный ты, Миша, много тебе пришлось выстрадать…

Голос художника дрожал, и взгляд, нежно обращенный на Мишку, был затуманен.

— Да, Митька и вправду был твоим верным другом, — продолжал Борский — а за дружбу прощаются многие грехи. Не бойся, милый, мы выручим его из тюрьмы.

— Правда?

Глаза Красавчика заискрились. В них светились восторг и безграничная признательность.

— Неужели выручим?!

Художник улыбнулся.

— Конечно, выручим, тут и говорить не о чем. Ему не место в тюрьме.

Красавчик даже в ладоши захлопал.

— Опять мы с Митькой заживем! — вырвалось у него радостное восклицание.

— Пожалуй, что и заживете, — задумчиво согласился Борский. — Только уж не прежней жизнью.

Мишка удивленно поглядел на него.

— Не прежней?

Ответить Борскому не удалось: в комнату положительно влетела Анна Иосифовна. Она была страшно взволнована и вся, казалось, сияла. Точно горел внутри нее какой-то чудный огонь, отсвечивал в глазах и пробивался румянцем сквозь щеки. Она вбежала в комнату и замахала какой-то бумажкой.

— Ну, Миша, нет и не Миша, — теперь ты Володя, — закричала она, — готовься встретить маму… Понимаешь ты, мать твоя едет к тебе… Понимаешь, у тебя нашлась мама!

И в порыве восторга Анна Иосифовна принялась душить в объятьях Красавчика, покрывая поцелуями его бледное личико.

— Получили вести? — спросил ее Борский.

— А вот читайте. Телеграмму прислала. Оказывается, она за границей сейчас, ну, и мое письмо значительно запоздало.

Она перебросила Борскому листок бумажки. Тот развернул его и прочел вслух:

«Боже мой, неужели это правда, милая моя? Я боюсь умереть от радости. Сегодня выезжаю. Обними и расцелуй моего бедного Володечку».

— Вот я и обнимаю и целую, — засмеялась Шахматова. — Господи Боже мой, разве я думала когда-нибудь, что маленький бродяга, встреченный на дороге, окажется сыном Зои Струйской? Только одного я не понимаю: где у меня были глаза? Как это я сразу не узнала его? Ведь он до малейших подробностей похож на мать, и если его одеть девочкой, то я могу подумать, что Зоя моя снова стала такой, как тогда, когда мы вместе ходили в гимназию.

Красавчик довольно равнодушно отнесся к событию. Оно было до того громадным и неожиданным, что даже не могло взволновать сразу. Он растерянно смотрел на Шахматову и Борского, и застенчивая улыбка блуждала по его губам.

— Мать… мама… — шептал он, точно силясь поглубже проникнуть в смысл этого слова.

Потом вдруг румянец пробился сквозь бледную кожу его щек. Что-то неизъяснимо радостное забилось в его груди и наполнило все существо искрящимся счастьем. Точно сквозь туман, выплыло в памяти какое-то милое, но забытое лицо и почудился странный приятный запах… Красавчик зажмурился, и блаженная сладкая истома охватила его тело… Это был тот же волшебный сон, который грезился ему когда-то у Крысы.

Но вдруг замерла радость в груди… Грустное воспоминание развеяло волшебный сон. Две слезы выкатились из глаз.

Художник и Шахматова изумленно переглянулись.

— Что с тобой, Володя? Неужели ты не рад тому, что у тебя нашлась мама?

Напоминание о матери вызвало счастливую улыбку, и была похожа она на луч солнца, брызнувший из-за туч непогоды.

— Я рад… рад… Вот Митьки только нету… Зачем он в тюрьме…

И снова печаль темным облаком окутала лицо Красавчика. Дрогнули губы.

— Ну, не горюй, — утешил его Борский. — Сказал я, что мы вызволим твоего Митьку. А уж раз я сказал, так сделаю. У меня, видишь ли, есть такие знакомые, которые могут сделать это. Успокойся, дорогой, и давай лучше будем веселиться, чем хныкать.

Приключения Красавчика кончились. Хотите знать, что было дальше?

Художник Борский сдержал свое слово. У него было много влиятельных друзей, и не прошло двух недель, как Митька оказался на свободе. Нечего и говорить, что мать Красавчика встретила его точно второго сына. Друзья снова оказались вместе, но теперь уже навсегда.

Для них началась совершенно новая жизнь. Были приглашены учителя, и под их руководствам Митька-Шманала и Мишка-Красавчик готовились в гимназию, а спустя два года оба облачились в серые шинели и шапки с блестящими новенькими вензелями.

Может быть, читатели, вы встречали когда-нибудь двух гимназистов. Они всегда неразлучны. Один поменьше ростом, нежный такой и красивый, точно с картины снят, а другой — крепкий, здоровый мальчик со смелым лицом и хотя небольшими, но тяжелыми кулаками. Кулаки эти хорошо знакомы всем, кто когда-либо пытался обидеть друга их владельца. Гимназисты эти Митька и Мишка.