Краплёная масть - [6]

— Кушай, Гарбер, милая собачка? — сказал он, узнав пса и протягивая ему половинку. Гарбер, не размышляя, щёлкнул челюстью и, не разжевывая, проглотил хлеб. Юноша с сожалением посмотрел на оставшуюся половинку хлеба и снова разделил её пополам. Завернул один кусок в тряпицу, а второй отдал Гарберу. Крошка хлеба исчезла в одно мгновение, и Гарбер понял, что пора уходить – угощение кончилось, а из-за кустов с шипением и боком, выгнув спину, вылез кот. Бросив благодарный взгляд на юношу, Гарбер повернулся спиной к коту и понёсся домой, к замку герцога Мануок.

Юноша, которого звали Тилешко, повернулся к коту и, разворачивая тряпицу с хлебом, разразился с философской тирадой:

— Вот что я скажу тебе, Комка. Нам с тобой не мешало разумно воздержаться от пищи, чтобы приобрести стройные очертания наших тел, — вещал Тилешко, а толстый кот, облизывая усы, на которых торчал пух убиенной птички, принялся кружиться и топтаться на месте, чтобы потом улечься и подремать.

— Чтобы не соблазнять и тебя, и себя, — продолжил юноша, — я отдал половину нашего хлеба подорожнику, а вторую разделил для нас, — развернув тряпицу, юноша сглотнул слюну и соврал: — Я свой кусочек съел, а тебе оставил.

Кот бросил презрительный взгляд на кусочек хлеба и оглянулся, пытаясь найти человека, которому Тилешко отдал их хлеб, полагая, что каждая проходящая собака «подорожником» быть не может.

Не увидев никого, кот опустил голову на лапы и уснул. Тилешко со вздохом завернул тряпочку с порцией кота Комки, не удержавшись при этом и ущипнув крошку хлеба, которую тут же воровато бросил в рот и сосал, как леденец.

Леденцов Тилешко в глаза не видел, полагая, что они холодные, как сосулька зимой, но, как рассказывали, у них умопомрачительный вкус. Тилешко слышал, что их продают на реке Ронни, в стране именуемой Аморазон, где правит король Багила. По правде, они с Комкой как раз туда держали путь, так как с последнего места работы, придорожной харчевни, их с треском выгнали, обвинив в том, что они воруют пищу.

Собственно говоря, обвинение касалось кота, но выгнали и его хозяина. Немного раньше, ещё при жизни старого герцога Органа, Тилешко служил пажом при молодом герцоге, но по его смерти его выгнали из замка, так как скарбий герцога, старый Крезот, экономил на всём.

Оставим в покое кота, отдавшего себя в тёплые руки Морфея, и его спутника, Тилешко, а последуем за псом Гарбером, который как раз в это время прибежал в замок и рыскал по всех углах, разыскивая хозяина, молодого герцога. Чувствуя его запах, он нигде не мог его найти, так как Мануок сидел на крыше и ревностно смотрел вдаль, туда, где за рекой Ронни зеленели поля и леса королевства Аморазон.

Герцог завидовал своим соседям, имеющим плодородные нивы, порицая судьбу за то, что она выделила его стране такую убогую землю, едва способную прокормить неприхотливый народ.

Единственные доходы со стороны приносил угрюмый человек раз в полгода, рассчитываясь с герцогом за аренду рудников, которые Мануок в глаза не видел. Отдать их в аренду посоветовал скарбий герцога, старый Крезот, когда Мануок исполнилось четырнадцать лет.

Герцог вытер нос рукавом серого бесформенного свитера, который он вынужден одевать из-за своей бедности, и собирался спускаться, как что-то укусило его за щеку. С раздражением протянув руку, он увидел перед глазами блестящего на солнце комара, который, мелькнув перед глазами, с гудением исчез.

«Вот тварь!» — сердито воскликнул герцог, наливаясь злобой. Он начал спускаться, а когда очутился на земле, неожиданно для себя свалился на землю. Подбежавший Гарбер, наконец нашедший своего хозяина, лизнул его и заскулил, не заметив, что над ним вьётся подозрительный комар. Выждав момент, комар впился в нос собаки и та, то ли от боли, то ли от неожиданности, поджала ноги, уткнув уязвлённый нос в лапы. Когда пёс очнулся, герцог ещё валялся на земле и Гарбер, непрерывно повторяя, закружил вокруг него: — Мануок, ты живой?

— Какой я тебе Мануок? — сердито возразил юный герцог, поднимаясь с земли, и добавил: — Я для тебя герцог Мануок.

Гарбер уставился на хозяина чем-то поражённый, но причину своей растерянности не понял, пока Мануок, не менее изумлённый, спросил:

— Гарбер, ты что, умеешь говорить?

От такого предположения Гарбер потерял дар речи и тявкнул. Мануок потряс головой и, надевая на голову чёрный берет, пробормотал под нос: «Видимо, я хорошо стукнулся». Восстановленная гармония в душе тут же разрушилась, так как Гарбер не к месту спросил:

— Герцог Мануок, с тобой всё в порядке?

— Гарбер, ты что, умеешь говорить? — не блистая разнообразием вопросов, спросил герцог.

— Видимо, могу, — сказал Гарбер, с удовольствием выговаривая слова, несмотря на то, что его речь вряд ли можно назвать разборчивой. Внезапно глаза герцога расширились, черты лица приобрели угловатость, и он сказал металлическим голосом:

— Мы возьмём силой то, что нам должно принадлежать по праву!

Глаза Гарбера потемнели и он, оскалив зубы, прорычал:

— Я порву горло всякому, кто станет на твоём пути, герцог Мануок!

Герцог порывисто встал и пошёл вниз по тропинке, ведущей на военное кладбище, где в окружении скудных кустов под большим камнем лежал его отец, герцог Огран. Когда-то, в пору его молодости, пределы герцогства простирались намного дальше реки Ронни, но сильные соседи подвинули границы, а герцог Огран погиб, защищая свою землю. Герцог Мануок склонил голову к камню и торжественно произнёс: