Крапленая карта мира - [14]

– Ну, знаете ли, мисс Томински, – протянул учитель истории. – С каждым разом вы удивляете меня все больше и больше. От вас я не ожидал такого.

Раздался гогот с задних парт. Бородавочник побагровел и заорал:

– Молчать, неучи! Если бы вы понимали хотя бы сотую долю того, о чем говорит мисс Томински, я бы был вне себя от радости. Великолепно, Сандра (он впервые назвал ее по имени). Ваша точка зрения, безусловно, спорна, но видно, что вы хорошо разбираетесь в предмете, о котором говорите. Сделайте нам к следующему разу небольшое сообщение о коммунистической революции в России. Если дело пойдет так и дальше, то никаких проблем с историей у вас не будет.

– Какая такая революция! – прогромыхала графиня Белосельская-Белозерская. – Это был обычный переворот. Большевики были маргинальной партией, сборищем ублюдков и неудачников. Жиды, которые ненавидели православие и русский народ. Плебейский переворот я застала в Петербурге. Мой муж сражался в то время на фронте, а я ждала нашего второго ребенка…

Бородавочник планировал уделить сообщению о русской революции не более десяти минут – события многолетней давности были никому не интересны, но, когда Сандра начала пересказ того, что услышала от Елизаветы, он просто уселся на стул и, не прерывая ее, слушал весь урок.

– Великолепно, – нервно протирая очки, сказал он, – откуда вам известны такие детали? Ваша интерпретация событий сенсационна.

Сандра самодовольно улыбнулась. Еще бы, Елизавета и ее сестры были вхожи к русской императрице, ее тезке, и знали многое такое, чего не знал никто из историков.

Бородавочник поставил ей высший балл и попросил поделиться источниками информации.

Общаться с графиней оказалось не просто интересно, но и полезно. С каждым разом Сандра узнавала от нее все новые и новые подробности. Муж Елизаветы погиб на фронте. Когда она получила об этом известие, у нее случился выкидыш. Две недели она находилась между жизнью и смертью. Тем временем к власти пришли большевики, началась экспроприация материальных ценностей у буржуев.

– Голытьба и пьянь дорвалась до власти, – презрительно вещала Елизавета. – Крепкий и хозяйственный русский мужик всегда был предан царю, вере и отечеству. А эта мразь, которая ничего не умела и не хотела делать, желала в один момент из ничего стать всем. Единственный для этого путь – воровство, убийства и насилие. Чертовы коммунисты, прости меня грешницу, Иисусе, этим и занялись.

Январской ночью к Елизавете, которая жила вместе с матерью и сестрами, пришли комиссары. Семеро бородатых и пьяных солдат в шинелях, еврей в кругленьких очочках и кожанке и толстенная бабища в енотовой шубе, которую она наверняка отобрала у какой-нибудь купчихи.

– Первым делом они обыскали нас и заперли в чулане. Сами же, как гласила их бумажка с красной звездой, занялись изъятием ценностей на нужды диктатуры пролетариата. Грабили всю ночь. Они распотрошили шкафы, секретеры, изрезали обои в поисках бриллиантов, вспороли обшивку редкостных гарнитуров. У нас было чем поживиться. Когда нас выпустили, я увидела, что прекрасный дом, где я родилась, где появился на свет мой единственный сын, где бывал сам государь-император, превращен в свинарник. Хотя как я могу горевать о своем доме, когда они превратили в свинарник всю империю!

Затем комиссар, сверкая маслеными глазками, приказал бабище в енотовой шубе провести личный обыск буржуазии. Под этим подразумевалось, что от женщин требовалось снять все дорогое белье, отдать его бабище, а самим в замену получить вонючие и засаленные обноски. Елизавета не стерпела, и, когда тетка отвернулась, держа в руках кружевные панталоны, она изо всех сил ударила ее по голове тяжелым кованым подсвечником. Бабища, пискнув, как придавленная телегой крыса, кулем повалилась на паркетный пол. На Елизавету тут же накинулись, еврейчик надавал ей пощечин, грубые бородачи-солдаты скрутили ей руки. Сестер, бросившихся на подмогу, они просто избили.

– А затем нас всех изнасиловали, – произнесла Елизавета, и в ее словно высеченном из темного гранита лице не дрогнул ни единый мускул. – Теперь они имели право на все.

Елизавету представители новой власти забрали с собой, особняк экспроприировали, а бывших владельцев выселили в течение двадцати минут, не позволив взять практически ничего. Белосельскую-Белозерскую поместили в камеру. И забыли. Вместе с другими женщинами, среди которых были дворянки и простые крестьянские жены, она провела в грязной холодной камере два с половиной месяца. За это время не было ни единого допроса.

– Ты убила ее? – с ужасом и одновременно с восхищением спросила Сандра.

Старуха ответила:

– К сожалению, нет. Чтобы пробить ее черепную коробку, потребовался бы топор. Жаль, что его не оказалось под рукой. Очень надеюсь, что потом, во времена террора, ее расстреляли свои же.

Случилось невероятное – всех женщин выпустили. Елизавета, пришедшая ранней весной к своему бывшему особняку, увидела, что теперь там располагается советское учреждение по борьбе…

– По борьбе с беспризорностью! – прокричала старая графиня, оскорбленная до глубины души спустя шестьдесят с лишним лет. – Там собирали малолетних жуликов-беспризорников и выводили им вшей! В моем доме!