Крах Золотой Богини - [27]

Было бы очень удобно, если бы Ганнибал Форчун умел принимать телепатические сигналы, но человек просто не так устроен.

Во всяком случае, какое-то время Форчун никуда не денется и Уэбли испытает свои таланты организатора. Симбионт чувствовал, что в Лландро и его приятелях-ворах он найдет идеальных сообщников. Все они были страстными поклонниками Нодиесопа, все испытывали здоровое недовольство Кроносом и острую ненависть к хранителям. Считая вместе с самим Лландро, который казался главарем банды, всего в овальном здании собралось тридцать шесть человек, двенадцать из которых сидели за длинным столом в центре комнаты, а остальные — на лавках вдоль стен.

Лландро, сидевший во главе стола, только что закончил историю о храбром варваре. Воры заговорили разом, одобряя безрассудную отвагу воина и искусство их вожака в рассказе.

Уэбли, подслушивающий возле отверстия в крыше, решил, что более удачного времени для действия не будет. Выбрав такую форму, которая лучше всего отвечала бы их религиозным чувствам, он перевалил за край отверстия и проскользнул внутрь.

Это было что-то поразительное даже для такого хладнокровного человека, как Лландро, — увидеть, как большая рыба падает со звонким хлопком через дырку в потолке прямо на стол. Некоторые из присутствующих свалились со стульев, другие привстали от удивления.

— Разрази меня Нодиесоп! — воскликнул Лландро.

— Вот именно, — сказала рыба.

Даже самые фанатичные верующие лишаются чувств, когда их боги начинают говорить. Чудеса легче воспринимаются, когда слышишь о них легенды. Лландро обвел комнату суровым взглядом.

— Кто сказал «вот именно»? — спросил он.

— Я сказал это, друг Лландро, — ответила рыба, превращаясь в маленького дельфинчика.

Танец Норни, битва Форчуна, а теперь еще и это… Лландро закрыл глаза, потом открыл. Видение все еще было здесь.

— Славься, Нодиесоп, — пробормотал он.

Все тридцать пять присутствующих повторили эти слова.

Вспомнив обстановку святилища в холме, Уэбли превратил себя в огромного двустворчатого моллюска, который медленно открылся, чтобы показать бородатую голову Нодиесопа, такую, какую рисовали на картинах.

— Теперь, когда вы поняли, кто я такой, — прогрохотал он голосом, подобным океанскому прибою, — я хочу, чтобы вы кое-что сделали. Как вожак ты можешь говорить за всех, правильно, Лландро?

— Могу, — кивнул тот, глядя на голову с некоторым недоверием.

Приглушенный шепот остальных подтвердил его лидерство.

— Знаешь ли ты мою служительницу, которую некоторые называют сумасшедшей?

Лландро заверил бога моря, что знает.

— Несколько лет она говорила вам, что я пришлю Мстителя и Спасителя, чтобы он разрушил эту бесстыдную выскочку Йоларабас. Вчера она ругала царя Кроноса и добрые местные жители напали на нее с решительным намерением убить бедняжку. Чтобы спасти ее, мне пришлось послать Мстителя раньше, хоть это и чувствительно нарушило мои божественные планы.

— Великан, о котором все говорят? — спросил кто-то.

Морской бог засмеялся:

— Он храбрый парень, но не великан! Сегодня он ввязался в ссору в таверне и теперь томится в самой глубокой темнице хранителей. Я дал ему имя Форчун. Я раздосадован, что Мстителя теперь приходится спасать из-за его безрассудства и так рано самому вступать в игру. Верные мои, чтобы он разрушил власть Йоларабас, вы должны ему помочь… Смерть хранителям! — Уэбли сделал паузу, разглядывая их. — Я пришел куда надо?

— Смерть, хранителям! — прорычали они. Это звучало как клятва.

— И Кроносу тоже, — мягко добавил Лландро.

— Вы смелые парни, — похвалил воров бог моря, одобрительно кивая. — Теперь вот что вам надо сделать…

У Кроноса, решил Форчун, нечто большее, чем просто мания величия. Грегор Малик должен быть благодарен, что этот парень еще раньше не решился взять верх в Империи. Это ему теперь вообще не нужно. Он решил построить свою собственную. Более того, он решил заселить ее «расой господ». И он вел подготовку к исполнению этой мечты двадцать лет.

Тысяча четыреста уже в яслях — так сказала Норни. В среднем, по семьдесят в год. Не удивительно, что шесть дюжин новичков принимаются в сестричество ежегодно. Они нужны для постоянного воспроизводства новой расы.

Кронос знал, что несколько земных цивилизаций пытались вывести лучшую породу людей. Египетские правители экспериментировали с близкородственным скрещиванием. Спартанцы воспитывали своих детей в жестоких условиях, полагая, что следующие поколения будут сверхсильными и выносливыми уже от рождения. Гитлер пытался истребить неарийцев. Каждую попытку ждал решительный провал, поскольку, как сказал очень удачно Уильям Пенн, «люди гораздо больше заботятся о породе своих лошадей и собак, чем о породе собственных детей». У людей, казалось, было постоянное стремление уничтожить спланированные наилучшим образом социальные и биологические эксперименты, даже когда их загоняли в жесткие общественные касты и вводили суровые табу против «неправильных» смешанных браков. Всегда находилось достаточно мятежников, чтобы спутать все карты экспериментаторов.

Это совсем не то, что выведение пород скаковых лошадей или крупного рогатого скота, которых можно держать в стойлах или загонах и спаривать в соответствии с планами хозяина. Пусть человек животное и ведет себя часто как животное, но очень немногие захотят, чтобы над ними проводили опыты. Уже только по этим причинам эксперимент Кроноса был обречен на поражение в течение самое большее нескольких поколений. Или скорее, если многие из этих тысячи четырехсот сверхлюдей окажутся столь же своевольными, как и первые две — дочери Сэгеи. Какой бы впечатляющей эта угроза ни казалась, ее не стоило принимать как слишком серьезную для темпоральной линии.