Крах тирана - [32]

Чупалав был в растерянности. Выходило, что Муса-Гаджи ушел сам. Только – куда? И зачем ему понадобилась шкура убитого зверя? Но, сколько бы предположений ни строил Чупалав, мысли его каждый раз возвращались к одному: Муса-Гаджи ушел искать свою Фирузу. Это было равносильно самоубийству, но слишком горяч и смел был Муса-Гаджи, который все еще надеялся, что Фируза где-то рядом. Как бы то ни было, друга нужно было спасать. Чупалав скрепя сердце заставил себя подождать до следующего дня: вдруг Муса-Гаджи сам вернется. А если нет – он отправится его искать.

Глава 13

Через покрытые лесом горы и заросшие орешником овраги Муса-Гаджи пробирался к селу, где жила семья Фирузы. Но, когда он добрался до своей цели, сердце его сжало ледяными тисками. На месте большого села остались лишь почерневшие руины. Все было пусто и мертво, лишь стервятники кружили над пепелищем, высматривая добычу.

– Здесь был их дом, – говорил себе Муса-Гаджи. – А там – кузня Мухаммада-Гази.

Муса-Гаджи разбирал обгоревшие бревна, надеясь найти хотя бы знакомую ему тяжелую наковальню, но оказалось, что хищные каджары утащили и ее. Муса-Гаджи нашел только обгоревший остов ткацкого станка, на котором Фируза и ее мать ткали ковры. Не пожалели враги и водяную мельницу – ее древние каменные жернова были разбиты. Сгорела и мечеть, о которой напоминал лишь минарет, напрасно ожидавший, когда на него поднимется муэдзин, чтобы призвать правоверных к молитве.

Муса-Гаджи решил взобраться наверх, чтобы оглядеться вокруг, но даже деревянные ступеньки между каменным стержнем минарета и его стенами были сожжены.

– Да покарает вас Аллах, – прошептал Муса-Гаджи, глядя на это кощунство.

Он еще раз обошел то, что осталось от села, заглянул в чудом уцелевшие постройки, но не нашел ни единой души.

Муса-Гаджи помолился среди останков мечети и двинулся дальше.

Прежде, чем отправиться на поиски Фирузы, Муса-Гаджи успел кое-что выяснить у пленного сарбаза. Тот был так напуган, что готов был сказать все, что Муса-Гаджи ни пожелает. Про Фирузу он ничего не слышал, а о плененных девушках знал лишь то, что их отправляют а базары и продают.

Разве что какая-нибудь приглянется начальникам или самому Ибрагим-хану, который был известен не столько своими воинскими подвигами, сколько особым пристрастием к вину и красивым женщинам.

Добравшись до места, откуда была видна ставка Ибрагим-хана, Муса-Гаджи затаился в кизиловой роще, внимательно наблюдая за тем, что происходило вокруг.

Ставка располагалась за рекой Курой, на ровном месте, была огорожена земляными насыпями, вдоль которых стояли караульные с большими ружьями, по углам и у главных ворот стояли пушки.

Внутри лагеря высился большой черный шатер. Над ним, на высоком древке, реял желтый флаг с красной каймой. Еще один большой, но уже красный шатер стоял позади главного, за тростниковой оградой. Вокруг располагались шатры поменьше. За пределами лагеря в правильном порядке стояли бесчисленные войска. По коням и вооружению было видно, что это полки из разных провинций Персии и наемники – афганцы, туркмены, узбеки. Были тут и другие отряды из попавших под власть Надир-шаха племен. Над каждым полком – фауджем, примерно из тысячи человек, реял отличительный шелковый флаг своего цвета, а палатки воинов окружали шатры их командиров. Отдельно стоял артиллерийский полк, блестя на солнце большими и малыми орудиями. Неподалеку, ниже по реке, паслось множество лошадей, верблюдов, мулов, волов и несколько отар овец.

И далеко, до самого горизонта, клубилась пыль, поднимаемая двигавшимися к лагерю обозами.

Все это представляло собой впечатляющее зрелище, какого Мусе-Гаджи еще не приходилось видеть. Но его интересовало совсем иное. Сопоставляя одно с другим, Муса-Гаджи сообразил, что сильно охраняемый шатер посреди лагеря – это и есть местопребывание самого Ибрагим-хана. А красный шатер, должно быть, принадлежал его гарему. Оттуда иногда появлялись женщины, укрытые чадрами, и пара евнухов, черный и белый, чтобы принять носилки, на которых слуги приносили еду из походной кухни.

Затем он увидел, как от ставки к лесу направились повозки в сопровождении конных стражников. В лесу рабы собирали хворост для походных печей, которыми обогревались шатры.

Муса-Гаджи решил навестить гарем Ибрагим-хана. Ему не хотелось верить, что там может оказаться его прекрасная Фируза, но он должен был убедиться, так ли это на самом деле. Муса-Гаджи лихорадочно размышлял, как ему осуществить свой замысел. Один несбыточный план уступал место другому, еще более безрассудному.

– Подкараулить какого-нибудь курьера, завладеть его одеждой и обмануть бдительную охрану? – прикидывал Муса-Гаджи, но тут же сам себя опровергал: – Такой план мог придумать и бедняга Дервиш-Али, который не в ладах со здравым смыслом… Пробраться в лагерь под видом купца? Только Шах-мана поблизости нет, да и вряд ли ханы станут что-то покупать. То, что им нужно, они привыкли попросту забирать или отнимать силой.

Так и не придумав, как проникнуть в гарем незамеченным, миновав несколько рядов стражи, Муса-Гаджи решил вернуться к тому, что берег на крайний случай, – к шкуре леопарда.