Крах СССР - [73]

Глава 9 Смена культурно-исторического типа СССР

Мы стоим перед фактом: советское общество и государство не справились с задачей обновления средств легитимации общественного строя в процессе смены поколений, не смогли обеспечить преемственность в ходе смены культурно-исторического типа, которая происходила в ходе модернизации и урбанизации и совпала с кризисом выхода общества из мобилизационного состояния 20–50-х годов XX в. Таким образом, предпосылкой краха СССР стал цивилизационный, мировоззренческий кризис.

Напомним, что культурно-историческим типом Н.Я. Данилевский назвал воображаемую надклассовую и надэтническую социокультурную общность, которая в данный исторический период является носителем главных черт цивилизации. В нашем случае речь идет о России в форме СССР. Н.Я. Данилевский видел в этой воображаемой общности очень устойчивую, наследуемую из поколения в поколение сущность — народ, как бы воплощенный в обобщенном индивиде.

Исходя из опыта XX в. мы изменяем его концепцию и считаем, что цивилизация является ареной конкуренции нескольких культурно-исторических типов, предлагающих разные цивилизационные проекты. Ранее говорилось, что движущей силой советской революции был культурно-исторический тип, который стал складываться за полтора десятилетия до 1917 г., но «созрел» после Гражданской войны. Все цивилизационные проекты для России были тогда «выложены» в самой наглядной форме, культурно-исторические типы, которые их защищали, были всем известны и четко различимы, все они были порождением России.

Более половины XX в., самые трудные периоды, Россия (СССР) прошла, ведомая культурно-историческим типом «советский человек» (в среде его конкурентов бытует негативный, но выразительный термин homo sovieticus). Советские школа, армия, культура помогли придать этому культурно-историческому типу ряд исключительных качеств. В критических для страны ситуациях именно эти качества позволили СССР компенсировать экономическое и технологическое отставание от Запада. Мы можем описать социальный портрет людей советского типа с их культурой, ценностями, способностью к организации, к трудовым и творческим усилиям. Его символами стали такие монументы, как «Рабочий и колхозница» (Москва) и памятник «Воину-освободителю» (Берлин).

Появление этого типа — не природный процесс, это результат огромной культурной программы. В России произошло то, что до этого не наблюдалось нигде: культуру высокого, «университетского», типа открыли для массы трудящихся, их не стали отделять от элиты типом культуры. Это именно то, о чем мечтали русские просветители. В советское время уже как государственная программа началось это «общее дело» — снятие классовых различий через освоение единого языка и мира символов.

Выросшая именно из русской культуры советская школа подключила детей и юношество всех народов СССР, и прежде всего русский народ, к русской классической литературе. Этого не могло обеспечить социальное устройство царской России. A.C. Панарин пишет: «Юноши и девушки, усвоившие грамотность в первом поколении, стали читать Пушкина, Толстого, Достоевского— уровень, на Западе относимый к элитарному… Нация совершила прорыв к родной классике, воспользовавшись всеми возможностями нового идеологического строя; его массовыми библиотеками, массовыми тиражами книг, массовыми формами культуры, клубами и центрами самодеятельности, где» дети из народа» с достойной удивления самоуверенностью примеряли на себя костюмы байронических героев и рефлексирующих «лишних людей». Если сравнить это с типичным чтивом американского массового «потребителя культуры», контраст будет потрясающим… После этого трудно однозначно отвечать на вопрос, кто действительно создал новую национальную общность — советский народ: массово тиражируемая новая марксистская идеология или не менее массово тиражируемая и вдохновенно читаемая литературная классика» [134, с. 142–143].

Высокая русская культура, вобравшая в себя универсализм и Православия, и Просвещения, вошла в «симфоническое» взаимодействие с мечтой о Земле и Воле, выраженной в общинном коммунизме. Это породило необычный в истории культуры тип — русского трудящегося XX в. Сохраняя космическое чувство и эсхатологическое восприятие времени, он внес в идеал справедливости вектор реального действия, знания и воли.

Величие этого культурного типа, который возненавидела антисоветская интеллигенция, оценили виднейшие мыслители XX в. и Запада, и Востока (назову А. Грамши и Дж. М. Кейнса, Сунь Ятсена и Махатму Ганди). Давайте сегодня трезво оглянемся вокруг: видим ли мы после уничтожения русского коммунизма хотя бы зародыш такого типа мышления, духовного устремления и стиля организации, который смог бы, созревая, выполнить задачи тех же масштабов и сложности, что выполнил советский народ в ВО—40-е годы XX в., «ведомый» русским коммунизмом? А ведь такие задачи на нас уже накатывают.

Общности, которые были конкурентами или антагонистами советского человека, после Гражданской войны были «нейтрализованы», подавлены или оттеснены в тень последовательно одна за другой. Они, однако, пережили трудные времена и вышли на арену, когда советский тип стал сдавать позиции и переживать кризис идентичности (в ходе послевоенной модернизации и урбанизации). Среди этих набирающих силу общностей вперед вырвался культурно-исторический тип, проявивший наибольшую способность к адаптации. Его можно назвать, с рядом оговорок,