Крах «Грозы Вселенной» в Дагестане - [6]
Достоинство труда Буткова – изложение материала на широком фоне международных событий, обилие и насыщенность повествования многочисленными сведениями внутри– и внешнеполитического характера, определение позиций различных сторон, феодальных владетелей и старшин союзов сельских общин в регионе.
Бутков, более чем другие авторы, обратил внимание на непоследовательность акций Надир-шаха, на его попытки вторгнуться в российские пределы в случае успешного хода Дагестанской кампании. Так, рассматривая ирано-турецкий Эрзерумский договор 1736 г., противоречивший условиям русско-иранского Гянджинского трактата 1735 г., он заключает: «Этот мир Надира с Портою обманул ожидания России. Она для того наипаче уступила ему персидские провинции, чтоб имев Надира союзником, поражать турков в одно время в Европе, когда он занимал бы их в Азии».[22] По мнению Буткова, антироссийские замыслы шаха проявились в том, что зимой 1742 г., после отступления из Кайтага и Табасарана, он замышлял внезапно захватить Эндирей и Костек, развернуть наступление в сторону Чечни и Кабарды, «напасть на Кизляр и вторгнуться в российские границы».[23]
Отмечая поддержку Англией агрессивной политики шаха на Кавказе строительством морского флота, доставкой боеприпасов и провианта для его армии, Бутков подробно описывает крупнейшие сражения и мелкие стычки, в которых иранцы постоянно терпели неизбежное поражение. Итогом этого, по мнению автора, явилась жалкая, удручающая картина отступления иранской армии в феврале 1743 г. Голод был так велик в армии Надировой, – подчеркивает Бутков, – что из мертвых трупов человеческих маркитанты делали катламу, т. е. пирожки с мясною начинкою, и продавали. Столько людей померло и скота всякого звания пало от бескормицы, что от реки Самур даже до Шабрана, на расстоянии 55 верст, дорога человеческими трупами и падалицами устлана.[24] Подробные сведения по дипломатической и военно-политической истории Кавказа со времени похода Петра I (1722 г.) до начала XIX в. обуславливают особую значимость исследования Буткова для написания данной работы.
Достойное место среди отечественных публикаций XIX в. занимает небольшая по объему, но богатая фактическим материалом работа А. П. Юдина. Основанная на донесениях российских резидентов И. И. Калушкина и В. В. Братищева за 1741–1742 гг., она раскрывает наглядную картину освободительной борьбы народов Кавказа против иранского владычества, губительные последствия завоевательной и грабительской политики иранских феодалов. Говоря о неимоверных усилиях шаха, прилагаемых для снабжения иранской армии, в том числе укрепления им своего лагеря близ Дербента («Иран хараб». – Н. С.), Братищев подчеркивает: «В лагерь персидский со всех стран и из дальних и близких городов свозился провиант, хотя с великою тягостию», так как «по жестокосердному шахову распоряжению во многих уездах, за неимением скота, женский пол оной (провиант) на себе стан от стана с горестным воплем переносить принужден, причем свирепые побудильщики бесчеловечно с обывателями поступают».[25]
Вместе с тем опубликованные автором донесения русских дипломатов свидетельствуют об усилении внешнеполитической ориентации народов Кавказа на Россию, их героической борьбе против владычества Надир-шаха. Подтверждение тому – донесение В. Братищева, подводящее итог краху завоевательной политики Надира, о чем он писал: «Довольно показуются гнилые плоды действ его, что через два года в Дагестанской стороне достигнуть не мог, кроме что государство свое подорвал, народ истощил, войско растерял и остальное крайне изнурил».[26]
Значительный вклад в освещение внешней политики России, вступившей в противоборство с Ираном и Турцией на Кавказе, внес русский историк С. М. Соловьев. Его многотомное сочинение «История России», написанное на основе огромного количества архивных, нарративных и других источников, охватывает важнейшие события внутренней и внешнеполитической истории России с древнейших времен до конца XVIII в. В хронологических рамках данной монографии для нас представляют интерес кн. X (т. 19–20) и кн. XI (т. 21–22), в которых содержится богатейший фактический материал, характеризующий кавказскую политику трех держав с начала эпохи дворцовых переворотов в России (1725 г.) до гибели Надир-шаха Афшара в Иране (1747 г.).
В первой из них (кн. X, т. 19) приводятся подробные данные о дипломатических переговорах и подписании ирано-турецкого и русско-иранского договоров 1727 и 1732 гг., которые послужили прелюдией к наступательной политике Надир-шаха в прикаспийских областях сначала против Турции, а затем и России. Выражая беспокойство турецкого двора по этому поводу, С. М. Соловьев заключает, что «у Порты довольно было чаду в голове от персидских дел».[27] На страницах этой книги картины дипломатических переговоров чередуются с военными действиями между османами и иранцами на Кавказе и подготовкой к отправке крымских войск к театру военных действий через территорию Северного Кавказа. В следующем томе этой же книги мы наблюдаем развернутую картину боевых действий на территории Чечни и Дагестана между русскими и крымскими войсками, с одной стороны, и османами и иранцами в Закавказье – с другой, что ускорило возвращение Ирану прикаспийских областей и Дагестана до Сулака по Гянджинскому договору 1735 г. Оценивая негативно капитулянтскую политику немецких правителей России из окружения Э.-И. Бирона, С. М. Соловьев отвергает их фальшивый тезис о том, что эти области стали обузой для России, «служа кладбищем для русского войска».
