Крадущийся тигр, затаившийся дракон. Меч судьбы - [79]

– Плох тот отец, который даёт понять сыну своё в нём разочарование, – сказала вдруг Снежный Бутон, и её слова возымели больший эффект, чем слова Шулень.

Господин Тэ глубоко вздохнул.

– Итак, вы забираете Зелёную судьбу?

Три воина кивнули.

– И мою семью больше никто не побеспокоит?

– Нет, – заверила Шулень.

Господин Тэ поднял взгляд.

– Слава богам, – сказал он.

Чайник закипел. Он снял его с углей и отставил, чтобы немного остыл. Кипящая вода слишком горяча для жасминового чая. Господин Тэ снова наполнил чашки, попробовал чай из своей, вдохнул аромат.

– Как там Вэй-Фан? – спросил он.

Снежный Бутон наклонила голову.

– Думаю, жить будет.

– А другие?

– Летящий Клинок выживет. Мы совершили жертвоприношения за остальных, их духи останутся довольны.

Господин Тэ печально улыбнулся.

– Столько молодых людей погибло, это всегда грустно. Рад слышать, что Летящий Клинок выживет. И Вэй-Фан. Он хороший человек, не так ли? – обратился он к Шулень.

В его голосе прозвучало сомнение, но она улыбнулась и кивнула:

– Да. Он заблуждался, но сердце у него доброе.

Снежный Бутон взглянула на неё. Она никогда прежде не слышала, чтобы наставница говорила так о Вэй-Фане.

– Я рада, что вы такого мнения, – сказала она.

Шулень вновь улыбнулась.

– Хорошо. Многого, что случается, нам не хотелось бы, и мы не можем этим управлять. Прежде я считала по-другому, но теперь, когда бой окончен, думаю, что всё должно было произойти так, как произошло.

Снежный Бутон кивнула. Ветер донёс звук полуденного колокола. Она опустошила свою чашку и отказалась от добавки.

– Пойду посмотрю, как там Вэй-Фан, – сказала она, встала и поклонилась.

Господин Тэ смотрел, как она шла. Когда девушка миновала лунные ворота, все трое переглянулись.

– У меня никогда не было дочери, но если бы была, я хотел бы, чтобы она была так же красива, как Снежный Бутон.

Повисла долгая пауза.

– Не просто быть молодым. Я сочувствую ей.

И он снова разлил всем чай.

– Знаете, – произнес господин Тэ, подняв свою чашку, – некоторые очень хотят вернуть свою юность. Я бы не согласился ни за какие деньги.

Шулень вновь улыбнулась.

– Правда? – спросила она.

– Да, – подтвердил господин Тэ. – Когда я был молод, я должен был сделать слишком многое. Теперь я сед, у меня есть жена и дети, я смотрю на прожитую жизнь, и я доволен. Благодарю вас за добрые слова. Думаю, я выбрал правильную дорогу. Гляжу на своих сыновей, свою жену, свои сады, и я всем этим доволен.

– Это – хорошая жизнь, – произнесла Шулень, чувствуя глубокую печаль: о своей жизни она не могла бы сказать того же. Господин Тэ посмотрел на неё, и она попыталась улыбнуться, что ей почти удалось. – За спокойную жизнь, – сказала она, и они вновь опустошили свои чашки.

* * *

Вэй-Фан проснулся, когда перевалило уже за полдень.

Он сел и вздрогнул.

– Где я?

– Ты в безопасности, выздоравливаешь, а твой враг мёртв.

– А Летящий Клинок?

– Тоже будет жить.

– А другие? Я пытался помочь Громовому Кулаку…

Она подсунула подушку ему под спину и уложила его.

– Пали смертью храбрых.

Он вздохнул, снова вздрогнул и опустил голову на подушку.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

Вэй-Фан запнулся.

– Бывало и лучше.

Она тихонько улыбнулась.

– Можешь пошевелить рукой?

Вэй-Фан шевельнул пальцами. Это был максимум, на что его хватило.

– Скоро снова сможешь держать оружие, – сказала она.

Вэй-Фан скривился.

– Не знаю, захочу ли я его держать.

Она взглянула на него.

– Неужто?

– Да, – ответил он. – Раньше я думал, что бой – это высшее искусство. Лучшее, на что способен человек. Теперь я сражался рядом с великими и понимаю, что никогда не смогу с ними сравняться.

– Почему же?

– Я не такой, как Адский Дай, Молчаливый Волк или Шулень, – ответил он.

– Ты так считаешь?

Она сидела на краю кровати. Он протянул руку, нашел и сжал её ладонь. Улыбнулся, взглянул на другую, зажатую в лубке руку.

– У меня теперь только одна рука, – пожаловался он.

– И что бы ты сделал, если бы та рука была свободна?

– Коснулся бы ею твоей щеки, – сказал он.

Лицо девушки порозовело. Словно цветы магнолии, белые по краям, розовые в сердцевине.

Какое-то время оба молчали.

– Посмотрите на Шулень, – сказал он. – Молчаливый Волк приходит, фыркая, и она надевает свои юбки и сидит, не разводя коленей, словно монахиня. А он не может собраться с духом, чтобы сказать ей, что он чувствует.

Снежный Бутон улыбнулась. Её глаза озорно засияли, как будто она видела перед собой эту картину.

– Ты хочешь стать учёным, как отец?

– О Небеса, нет, конечно, – ответил Вэй-Фан, побледнев. Он окинул комнату взглядом и сглотнул. – Перед сражением у меня было достаточно времени на раздумья. Позволь рассказать. Когда я был мальчиком, один старый учитель был так добр, что учил меня. Я любил к нему ходить. У него не было сыновей, я стал ему как приёмный сын. Он учил меня тому, что знал. Мне жаль, что он вскоре умер, хотя я не был прилежным учеником. Мать запретила мне ходить к нему, а когда я набрался храбрости, чтобы нарушить приказ, было уже поздно. Я стал чужим в собственной семье. Они были маслом, а я – водой, мы не смешивались. Я едва мог вынести их разговоры за трапезой, они выводили меня из себя. Отец интересовался только Буддой, бедняками и тем, сколько их страданий он облегчил. Мать… мою мать заботило, кто на ком женился, сколько внуков у её подруг и когда я произведу внуков для неё, чтобы она могла их баловать.