Крадущийся сиамец - [2]

Осмотр номера мало что добавил к нашим скудным сведениям. Багаж гостя состоял из одного видавшего виды чемодана свиной кожи, испещренного следами соскобленных дорожных наклеек. Чемодан был заперт, но такие замки — штука нехитрая. Этот не отнял у нас и пяти минут.

Одежда Раундса — частью в чемодане, частью в стенном шкафу — была не то чтобы слишком дорогой, но зато совершенно новой. Меток прачечной мы ни на чем не обнаружили. Раундс отдавал предпочтение таким популярным и широко распространенным фасонам, что установить, где он приобретал одежду, не представлялось возможным. Не обнаружилось ни одной бумажки с записями. Ни единой ниточки. Абсолютно ничего такого, что позволило бы предположить, откуда и зачем он прибыл.

Педерсон был сильно этим удручен.

— Думаю, если в его не убили, он бы удрал через неделю, не заплатив по счету! Таким вот типам, у которых ничего нет с собой для их опознания и которые не оставляют ключей на стойке, доверять нельзя.

Мы как раз закончили осмотр, когда в сопровождении коридорного в номер ввалился сержант О'Гар из полицейского департамента, детектив отдела убийств.

— Побывал в агентстве? — поинтересовался я.

— Ага, как раз оттуда.

— Ну и что там новенького?

О'Гар стащил со своей шарообразной головы широкополую черную шляпу — фасон, популярный среди сельских констеблей, — и почесал в затылке.

— Новостей небогато. Док определил, что удар нанесли лезвием длиной по меньшей мере в семь дюймов и шириной в два и что с такой раной нельзя прожить дольше двух часов, а вероятнее, даже и часа. Ничего нового мы на нем не нашли. А что вам удалось раскопать здесь?

— Фамилия — Раундс. Прибыл вчера из Нью-Йорка. Все барахло новое, ничего такого, что могло бы дать нам зацепку, кроме разве вывода, что он, похоже, заметал за собой следы. Ни писем, ни пометок, ничего. Следов крови или борьбы в комнате не видно.

О'Гар повернулся к Педерсону:

— А ты не замечал возле отеля какого-нибудь азиата? Индуса или что-то вроде того?

— Замечать не замечал, но для вас все разузнаю, — мигом нашелся охранник.

— Стало быть, красный шелк оказался-таки саронгом? — уточнил я.

— И весьма дорогим, — отозвался детектив. — Я-то уж навидался их за четыре года службы на островах, но такого, как этот, не встречал ни разу.

— А кто их носит?

— Мужчины и женщины на Филиппинах, Борнео, Яве, Суматре, полуострове Малакка, кое-где в Индии.

— Так ты полагаешь, что некий потрошитель рекламирует себя, бегая по улицам в красной юбчонке?

— Остряк-самоучка! — огрызнулся сержант. — Саронги очень часто используют как шарфы и пояса в сложенном или скрученном виде. И откуда ты взял, что его ранили на улице? Да, кстати, раз уж зашла о том речь, как мне убедиться, что его не зарезали в вашем притоне?

— Мы всегда хороним наших мертвецов сами, не извещая полицию. Давай скорее Питу распоряжение о поиске твоего азиата и пошли вниз, что ли.

Версия была дохлая. В козлы отпущения по ней годился любой смуглолицый, ошивающийся в районе отеля.

Я позвонил Старику, чтобы сообщить о своих открытиях, — это не потребовало от меня серьезных затрат ни времени, ни воздуха из легких, — и остаток вечера провел вместе с О'Гаром в бесплодных рысканьях без определенной цели. Мы опросили водителей такси, созвонились по телефонной книге с тремя Раундсами, и под занавес наше неведение было таким же полным, как и в начале поисков.

Утренние газеты, выброшенные на улицы города чуть позже восьми вечера, представляли происшествие в уже известном нам виде.

В одиннадцать мы с О'Гаром решили, что наступила ночь, разошлись по направлению к собственным постелям.

Но наша разлука была недолгой.

Я продрал глаза, сидя на краю кровати в призрачном свете стыдливо выглянувшей из-за горизонта луны. С оглушительно заливающимся телефоном в руке.

О'Гар, его голос:

— 1856, Бродвей! На пригорке!

— 1856, Бродвей, — машинально повторил я, и он бросил трубку.

Окончательно я проснулся, пока вызывал по телефону такси, а затем одевался. Спускаясь вниз, обнаружил, что часы показывают всего пятьдесят пять минут пополуночи. Стало быть, в постели мне посчастливилось провести ровно пятнадцать минут.

По адресу 1856, Бродвей обнаружился трехэтажный дом с крошечной лужайкой, и стоял он в ряду таких же домов, с такими же лужайками перед ними. Только все прочие были темны, а этот сиял огнями из всех окон, а также из распахнутого парадного. В вестибюле дежурил полисмен.

— Привет, Мак! О'Гар уже здесь?

— Только что зашел.

Я прошел сверкающую темным лаком прихожую и увидел спину О'Гара, поднимавшегося по ступенькам.

— Что здесь у нас? — спросил я, когда поравнялся с ним.

— Сейчас узнаем.

На втором этаже мы свернули влево и вошли не то в библиотеку, не то в большую гостиную, занимающую пространство вдоль всего фасада.

На кушетке сидел хозяин дома в банном халате и пижаме. Его обнаженная нога покоилась на стоящем перед ним стуле. Он поприветствовал меня кивком, и я узнал его: Остин Рихтер, владелец кинотеатра на Маркет-стрит. Наше агентство уже работало однажды, с год тому назад, на этого круглолицего лысоватого человечка лет сорока пяти. Дело было связано с укравшим дневную выручку и сбежавшим билетером.