Крадущиеся на глубине. Боевые действия английских подводников во Второй мировой войне. 1940–1945 гг. - [50]

На испытания ушел весь день, поэтому мы заночевали в Лох-Гойл, покинув его рано утром, когда восходящее солнце лишь слегка позолотило вершины холмов. В предрассветных сумерках я совершил ужасную ошибку, которая вполне могла иметь непоправимые последствия. Чтобы не давать команде расслабляться, я часто командовал погружение неожиданно. Вот и в то утро, когда мы шли по заливу, я приказал очистить мостик, быстро прошел в боевую рубку, нажал кнопку ревуна и закрыл люк. Когда я спустился в пост управления, лодка уже погружалась. Неожиданно ручка телеграфа, к которой никто не прикасался, задвигалась взад-вперед, словно в помещении кроме нас находилось привидение. Несколько секунд мы с удивлением взирали на нее, но я все-таки сообразил, что происходит.

– Продуть главный балласт! Всплываем! Кто-то остался на мостике!

Распахнув люк, я увидел полные упрека лица Вейда и второго рулевого. Они работали на палубе, проверяя, все ли причальные приспособления надежно закреплены. Было темно, и я забыл, что они там. Представляю, что они должны были испытать, услышав, что открыли клапаны балластных танков, и осознав, что лодка погружается, а про них забыли. Но следует отдать ребятам должное: они не растерялись, вскарабкались на мостик и принялись двигать ручку телеграфа, в надежде привлечь наше внимание. Инцидент закончился громким смехом, но меня еще долго преследовала мысль, что я мог утопить ни в чем не повинных людей.

Мы много и напряженно работали. Из семидесяти дней, прошедших между нашим прибытием на базу и концом октября, только одиннадцать мы провели на берегу. Целую неделю мы провели в Ирландском море, где провели учения с недавно созданной новой эскортной группой эсминцев и фрегатов. Это была волнующая игра, где все участники пользовались свободой маневра. В одном из упражнений мы изображали немецкую подводную лодку, которую обнаруживает самолет, вынуждает ее погрузиться и вызывает на место погружения надводные корабли, находящиеся в нескольких милях. Я должен был приказать погружение на безопасную глубину 80 футов, но мне хотелось увидеть как можно больше, поэтому я решил оставаться до последнего момента на перископной глубине. Мне повезло: маневрируя между приближающимися охотниками, я остался не обнаруженным их гидролокаторами. Корабли прошли мимо. Через полчаса, когда стало ясно, что они не могут меня обнаружить, я не смог устоять против желания всплыть, просигналить: «Я здесь» – и снова погрузиться, не дав им возможности ответить. Не сомневаюсь, что старший офицер группы счел такое поведение глупой бравадой, но он не мог не согласиться, что сэкономил несколько часов.

Позже мы получили приказ следовать в Скапа-Флоу. Это был мой самый длительный переход на собственном корабле, хотя идти приходилось в основном вдоль берега. Здесь мы еще немного поработали «заводной мышкой» для эсминцев флота метрополии. Это была надоевшая игра, но я получил возможность восстановить в памяти некоторые навыки, которые уже успел позабыть после командирских курсов. Как-то утром я решил устроить стрельбы по буксируемой мишени, причем собирался выполнить обычную процедуру: погрузиться и следовать под водой до тех пор, пока цель не окажется на расстоянии выстрела, затем быстро всплыть и открыть огонь. Пока мы шли по спокойной воде, со всех сторон защищенной островами, все было нормально. Но, выйдя в Пентланд-Ферт, мы увидели, что море на много миль вокруг бурлило и пенилось. Прилив устремил массу воды в узкий пролив между Оркнейскими островами и Шотландией, где с избытком хватало утесов и мелких островков. Потоки налетали на препятствия и вздымались вверх тучами пены и брызг, сталкивались, образовывали гигантские водовороты. Мы погрузились, но с изрядной поспешностью вернулись на поверхность, обнаружив, что под водой лодка совершенно неуправляема. Пришлось провести все упражнения на поверхности, да и орудийный расчет получил навыки действия на ходящей ходуном скользкой палубе.

Когда мы вернулись на реку Клайд, программа испытаний и тренировок была почти полностью выполнена. Последовало еще несколько напряженных дней, в течение которых мы практиковались в обнаружении цели радаром и организации преследования, ночных атаках, высадке на берег, противовоздушной обороне, стрельбе по мишеням и многом другом. Кульминацией программы стала инспекция командования. По этому случаю Бен Бриан вышел с нами в море на целый день. Ну и задал же он нам жару! Необычные и непривычные приказы следовали один за другим, он тайком открывал клапаны или вентили, чтобы изменить дифферент лодки, и наблюдал за нашей реакцией на нестандартную ситуацию, выискивая признаки растерянности или слабости. К счастью, ему не удалось подловить нас ни на чем серьезном, и мы были признаны годными для боевых походов.

Десять недель напряженной работы сплотили команду и дали возможность каждому человеку проявить все свои сильные и слабые стороны. Теперь мы знали, кому можно безоговорочно доверять, а за кем следует еще понаблюдать. Люди смутно чувствовали, что наш «Шторм» приобрел некую корпоративную индивидуальность, которой можно было гордиться. Офицеры тоже жили в весьма ограниченном помещении кают-компании и получили возможность ближе узнать друг друга. Теперь для меня не было секретом, что мой старший помощник Джефф Стюарт отчаянно, пожалуй, даже болезненно любопытен и интересуется всем на свете. Он немного высокомерен, люди уважают его за неиссякаемую энергию, знания и опыт. Он не так давно женился и обожает молодую жену. Меня такой старший помощник полностью устраивал. Штурман Брайан Миллз в те дни был еще не слишком уверен в себе, но склонен проявлять истинно ирландскую строптивость, если слышал критическое замечание в свой адрес. Он был чрезвычайно наблюдательным, обладал чувством юмора и являлся приятным собеседником. Торпедный офицер Дикки Вейд, единственный резервист-доброволец на корабле, кроме меня, безусловно был очень компетентным специалистом в своей области, но у меня оставалось впечатление, что он все время удивляется, каким ветром его занесло в эту странную обстановку; что он здесь делает вместо того, чтобы выполнять свою привычную работу, то есть продавать страховые полисы. Он постоянно пребывал в состоянии тревоги, поскольку его жена ждала первого ребенка и знаменательное событие должно было произойти примерно в то же время, когда нам предстояло выйти в поход. Ричард Блейк, очень юный младший лейтенант, прибыл на корабль последним в качестве дополнительного вахтенного офицера. Это был робкий, хорошо воспитанный юноша, проявлявший явный интерес к навигации. Он очень быстро стал своим человеком в коллективе. И наконец, скажу несколько слов о нашем чифе Билле Рее. Как я уже упоминал ранее, ему пришлось пережить некоторое разочарование при нашей первой встрече. Но с тех пор не произошло ничего, что усилило бы его подозрительное отношение к моим волнистым нашивкам. Правда, он, скорее всего, пришел в ужас от моего невежества в вопросах работы дизельного двигателя, но я этого никогда от него не скрывал. Более того, в самом начале нашего знакомства я признался, что ничего не понимаю в машинах и механизмах; если он захочет доложить о возникшей неисправности, ему следует взять бумагу, карандаш, набросать соответствующую схему, чтобы я понял, как тот или иной дефект отразится на эксплуатации корабля. Я сознавал, что нет никакого смысла делать вид, что я понимаю какую-то техническую тонкость, если на самом деле это не так. Специалист быстро выведет меня на чистую воду, а я буду выглядеть полным идиотом. За прошедшее время он значительно смягчился по отношению ко мне, как видно оценив мою откровенность, и даже стал гордиться успехами своего ученика. Мне, в свою очередь, не могла не нравиться безусловная компетентность чифа, его знание и любовь ко всем без исключения корабельным механизмам. Я всегда уважал его точку зрения, когда дело касалось двигателей, так что к концу испытаний мы прониклись взаимной симпатией и доверием.