Краденая победа - [39]

Но надо всем чувствовалась новая власть — холодная, отстраненная, беспредельно чуждая власть Темесы. Здесь она была куда откровеннее и увереннее, чем в Эрхавене. Тут ей не надо было рядиться в одежды терпимости и играть в бирюльки самоуправления. Тут она ясно давала понять, кто — раб, а кто господин.

Выгрузка из трюмов, построение. Рота слитно подняла мушкеты «на пле-чо!» и, чеканя шаг, распугивая черных от грязи и загара ребятишек, двинулась к казармам. Открывшийся новой стране, можно даже сказать, новому миру, Рокетт почувствовал, что его отделяет от этого мира незримая стена. Незримая, но и несокрушимая. Он здесь чужой. И никогда своим не станет, даже по праву завоевателя.

А еще поразило многолюдство — казалось, город заполняла ярко и в то же время бедно одетая толпа. Куда до этого столпотворения сонному, дремотному Эрхавену! Тут била ключом жизнь — хоть и жизнь подневольная. Улицы и базарные площади заполняли тысячи, если не десятки тысяч человек, людское море колыхалось, как прибой, билось в стены вставшего на господствующей высоте серого, приземистого форта. Билось — и откатывалось назад, бессильное вытолкнуть из своей страны кусок далекого северного государства…

Сон летел дальше. Теперь он — только что зачисленный в Особый батальон и поставленный на довольствие «разведчик».

— Сир капитан, разрешите обратиться?

— Ну, — буркнул Сюлли. Тавалленец, да и то родом не с побережья, а из предгорий, он изнемогал от жары, выправка не давала ссутулиться и шаркать ногами по пыли, но по лицу под раскаленной каской тек пот. — Говори, разрешаю.

— Если их так много, а нас так мало… почему мы правим этой страной?

— Хороший вопрос, рядовой. А правим мы потому, что у них каждый сам за себя, а мы заодно. В Аркоте народу не меньше, чем на всем нашем материке — но аркотцев нет, а есть маллы, теджари, аркистанцы… джайсалмерцы и еще уйма народов и племен. А в каждом из них — уйма каст, а в каждой касте… ну, тоже каждый гребет под себя. Они не могут вместе делать одно дело, мы всегда можем натравить одних на других. В этом наша сила и их слабость. Впрочем, разве не так у вас в Эрхавене?

Массивные чугунные ворота (прошибешь только из пушки, да и то в упор) отворились, через ров с зеленой вонючей водой перекинулся подъемный мост. Под двумя с лишним сотнями сапог доски противно завибрировали, но мост выдержал. Когда колонна втянулась на крепостной дворик, ворота с лязгом захлопнулись, словно отсекая прошлое. В этот миг, наверное, каждый в роте осознал, что начинается новая жизнь. Со старой покончено.

Их встречал комендант города, целый дивизионный генерал Бастиани. Он выехал на белом коне, безумно дорогом в этих краях, на поясе сверкала сабля в золоченых ножнах, на нем был новый форменный камзол и, вместо раскаленной каски — пробковый шлем. Генерал бодро (уж он-то точно отсиживался в прохладных покоях, а не рвал глотку на плацу) говорил о том, что, милостью Единого-и-Единственного, Темеса правит этой землей. Ее владычество несет свет истинной веры и цивилизации в эти дремучие края, а туземные правители склонили головы перед темесской властью, ибо не в их силах тягаться с Владычицей морей Темесской Конфедерацией. Лишь одно государство не признает власть Темесы — Джайсалмерское царство, им правит алчный и жестокий правитель Валладжах, но и джайсалмерскому народу вскоре будет дарована свобода. И еще много о чем, застывшие в строю под палящим солнцем солдаты не запомнили.

Потом их повели в казармы, потом в столовую, а потом… Потом была служба. Лишь недавно роту снова погрузили в каравеллу и морем отвезли в Маюрам. Тут роту подчинили подполковнику Меттуро и поставили задачу — двигаться на Джайсалмер. Тянулась бесконечной лентой пыльная дорога, порой попадались многолюдные и в то же время сонные деревни. Косились, выглядывая из-под покрывал, на колонну женщины, застигнутые, когда набирали воду в кувшины у реки. Они безошибочно угадывали: раз по их земле опять маршируют чужеземцы, ничем хорошим это не кончится.

Именно тут, на дороге, посреди бесконечных аркотских полей, джунглей и деревень, Рокетту стал сниться один сон. Может быть, дело в том, что ему было девятнадцать, а местные женщины оказались наделены диковинной красотой? Но как тогда объяснить, что лицо той, кто ему снилась, было одним и тем же, но никто из встреченных по дороге женщин не был на нее похож?

Начать с того, что она не закрывала смуглое, прекрасное, как бывает только в юности, лицо покрывалом, стыдливо отворачиваясь при виде посторонних. Наоборот, смотрела на мир прямо и открыто, словно несла знамя. Ярко, но со вкусом подведенные губы и глаза, высокая грудь под шелком чоли со вшитыми в него зеркальцами. Зеркальными кружками расцвечена и зеленая юбка. Сияет золотистая лента, вплетенная в черную, как смоль, косу до пояса. Когда незнакомка идет, или налетают порывы ветерка, вокруг танцуют разноцветные осколки солнца. Тоненькое смуглое запястье охватывают многочисленные золотые браслеты, рассыпают искры массивные серьги, а каждый шаг сопровождается мелодичным звоном ножных колокольчиков. Каждый ее шаг казался танцем, исполненным достоинства и в то же время чувственности — удивительное сочетание, какого Рокетт никогда не встречал в Эрхавене. Впрочем, а многих ли он там видел? Мелину, с которой успел пару раз поцеловаться на праздниках — и все. Портовые девки не в счет — какая тут любовь, одни деньги…