Крабат - [3]
— И французы тоже, — невозмутимо согласился Курц. — Но кого-то все же нашли. Полковник намекнул, что из «черных», из парней Гиммлера.
Курили все в том же «зале заседаний», перебравшись ближе к распахнутому окну. Носом старались не дышать.
— Говорят, какая-то особая команда. Их называют «гэнгз» — «гангстеры»…
— Эти могут, — хмыкнул Андреас. — Асфальтовые скалолазы![10]
— Брось, Тони, это несерьезно, идти надо тебе и мне. Если возьмем Норванд[11], нам все простят. Победителей не судят!
Хинтерштойсер оглянулся и на всякий случай перешел на шепот:
— Просимся в отпуск на… Да хоть… Хоть на свадьбу. Ты женишься, я — твой свидетель. И — к Эйгеру! Эх, жаль, денег мало, придется на велосипедах, вымотаемся в тряпочку… Ну и пусть! Это наш шанс, последний шанс, понимаешь?
Курц поглядел в темное окно.
— Иногда судят и победителей. Если не будем первыми, трибунал обеспечен. Но, знаешь, Андреас, не начальства я боюсь. Есть судья иной, нелицеприятный.
Хинтерштойсер недоуменно моргнул, но внезапно стал серьезным.
— Ты имеешь в виду… Эйгер?
— Да, Эйгер. Проклятый Огр!
Рука мужчины лежит на ее плече. Женщина не отодвигается, стоит ровно. Совсем рядом — каменная балюстрада, за нею обрыв, утонувший во тьме каменистый склон. Вдали — огни города, корабли в тихой бухте.
Вечернее тепло сменилось ночной прохладой, хвойный дух — запахом влажной земли. Говорит мужчина — черная тень. Женщина молчит, пальцы правой поглаживают кольцо-саркофаг. Смерть по-прежнему рядом, невидимая, безгласная.
— Наша штаб-квартира будет в Париже. На тебе все связи, все контакты…
Женщина кивает и внезапно оборачивается:
— Слышишь?
Мужчина смотрит назад, пожимает широкими плечами.
— Радио? Кажется, забыл выключить.
— Танго!
Сквозь ночь доносится еле слышный голос невидимой певицы.
Слов не разобрать, и женщина начинает напевать сама:
Мужчина улыбается, гладит женщину по щеке. Она улыбается в ответ.
Ее правая ладонь скользит вниз, ныряет в пиджачный карман. Мужчина не замечает, смотрит в ее глаза. Губы легко касаются губ.
Уже не поет — шепчет. Губы вновь соприкасаются, ладонь в белой перчатке — левая, легко сжимает мужские пальцы.
— Погоди… Погоди! Ты хочешь… Хочешь услышать мой ответ?
— Да, — отвечают его губы.
Женщина кивает, оборачивается в сторону обрыва.
— Хорошо! Стань, пожалуйста, рядом.
Он вновь справа, она — слева. Позади — горы, впереди — горный склон.
— Наклонись…
Правая рука в белой перчатке взлетает вверх. Пистолет у его виска… Удивиться мужчина не успевает — как и услышать выстрел. Он понимает лишь, что земля под ногами исчезла, и он падает, падает…
Не упал. Смерть подхватила, крепко взяла за плечи, усмехнулась во весь костлявый оскал.
Данс-макабр!
Танго!
Смерть поет беззвучно, слова сами рождаются в гаснущем сознании, вспыхивают белыми искрами, тускнеют, превращаясь в обгорелые пылинки.
— Но почему? — кричит он, глядя прямо в пустые черные глазницы. — Почему? За что?
Напрасно! Смерть не отвечает на вопросы.
…Бумажник, кольца и документы — забрать, в левый карман пиджака положить две игральные фишки из казино и цветной проспект на мелованной бумаге. «SBM» — «Societe des Bains de Mer».
Общество Морских Купаний…[13]
Труп словно налился свинцом, но она справилась, пусть и со второй попытки. Вниз, в черную пропасть!
Прощай!
Отдышавшись, бросила туда же пистолет. Перчатки сняла, сунула в карман.
Все…
Можно было идти к машине, но женщина решила немного обождать. Повернулась спиной к морю, облокотилась о камень балюстрады, закрыла глаза… Черная тень сгустилась, подступила к самым зрачкам, но женщина ничуть не испугалась. Улыбнулась, поправила сбившуюся набок челку. Запела беззвучно, Смерти под стать.
…Ангел Смерти — никому не известно, каким будет его лицо. И когда он впервые приходит, его не могут узнать. У него — нежные черты. Но когда обнаруживаешь, что скрыто под ними, уже слишком поздно[14].
Он проснулся во сне. Глаз открывать не стал — ни к чему. Там, за прикрытыми веками, наверняка какая-то мерзость. Притаилась — и ждет, пока на нее взглянут.
А вот не стану! А вот не взгляну!
— Крабат!..[15]
Под головой вместо подушки — холодный камень. Спина затекла, на лбу выступили капли пота. Воздух несвежий, прелый, словно внутри старой пивной бочки.
— Крабат!.. Кра-а-абат!..
Такое с ним уже случалось, и он не испугался. Правильнее всего не отвечать и конечно же не смотреть. Вдохнуть поглубже — и крикнуть что есть силы, чтобы проснуться уже по-настоящему. Встать, вытереть пот со лба, допить холодный чай…
