Крабат: Легенды старой мельницы (с иллюстрациями) - [4]

Однажды, притащив на кухню вязанку дров и получив от Юро – уже не в первый раз – обрезок колбасы, он прямо так и сказал:

– Не понимаю, как ты это терпишь?

– Что терплю? – удивился Юро.

– Как так «что»? Мастер тобой помыкает, парни насмехаются!..

– Тонда не насмехается, – возразил Юро, – да и ты тоже.

– А другие? Был бы я на твоем месте, я б за себя постоял. Уж показал бы и Кито, и Андрушу да и любому!

– Гм-м, – почесал в затылке Юро, – у тебя бы, может, и вышло! А уж если кто дураком уродился...

– Тогда уходи отсюда! Ищи другое место, где тебе будет лучше!

– Уйти? – на мгновение Юро перестал глупо ухмыляться. Лицо его выражало теперь горечь и усталость. – Попробуй-ка, Крабат, уйти отсюда!

– У меня нет причины!

– Да, конечно! Будем надеяться, что и не будет!

Он сунул ему в карман кусок хлеба, подтолкнул к двери, кивнул, не давая поблагодарить. На лице его вновь блуждала всегдашняя глуповатая ухмылка.

Крабат сберег хлеб и колбасу на вечер. После ужина, когда подмастерья расположились в людской и Петар принялся резать ложки, а остальные пустились рассказывать были и небылицы, он поднялся на чердак и, зевая, улегся на нары. Отламывая кусок за куском и радуясь угощению, он невольно думал о Юро и вспоминал их разговор.

Уйти? А зачем? Работа здесь, конечно, не мед... А если б не Тонда, ему бы и вовсе несдобровать. Зато еды вдоволь, ешь – не хочу! Да и крыша над головой. Встав утром, знаешь, где тебе спать ночью! О чем же еще мечтать нищему мальчишке?

ПУТИ-ДОРОГИ ВО СНЕ

Однажды Крабату уже приходилось убегать. Было это сразу после смерти родителей, они умерли в прошлом году от оспы. Пастор взял его тогда к себе, чтобы, как он говорил, не дать пропасть мальчику.

Убегать пришлось не из-за пастора и его жены, всегда мечтавших о сыне, а из-за себя самого. Ему, привыкшему к вольготной жизни в убогой лачужке, стало невмоготу в доме пастора: не ругайся, не дерись, разгуливай весь день в белой рубашке да еще и в ботинках, мой шею и руки, причесывайся гребнем, следи за ногтями. А главное – говори по-немецки, всегда только по-немецки!

Крабат старался изо всех сил, старался неделю, месяц. А потом сбежал и стал бродить по дорогам вместе с другими нищими мальчишками. Может, он и здесь, на мельнице в Козельбрухе, не так уж долго продержится. Но уходить можно только летом, решил он уже в полусне, дожевывая последний кусок. Пока не зацветут луга, не заколосятся поля, не заплещется рыба в пруду, меня отсюда не выманишь.

Лето. Цветут луга, колосятся поля, плещется рыба в пруду.

Крабат, вместо того, чтобы таскать мешки, прилег в холодке на траву и уснул в тени мельницы. Тут-то его и накрыл Мастер, огрел суковатой дубинкой,

– Я тебе покажу бездельничать среди бела дня!

Такое Крабат, конечно, сносить не станет! Может, еще зимой стерпел бы, когда ледяной ветер пронизывает до костей... Мастер, видно, забыл, что уже лето!

Ни минуты не останется он на мельнице! Крадучись, вошел в дом, взял на чердаке куртку, шапку, шагнул за порог. Никто его и не видит. Мастер убрался в свою комнату, окна ее занавешены из-за жары. Парни – кто на мельнице, кто в амбаре. Даже у Лышко нет времени подсматривать. И все же Крабат чувствует: кто-то за ним наблюдает.

Оглянувшись, видит на крыше сарая лохматого черного кота да еще и одноглазого. Откуда он взялся? Крабат поднимает с земли камень. Кот удирает. Теперь через кусты быстрее к пруду! И тут он замечает почти у самого берега жирного карпа, глядящего на него из воды. Он тоже одноглазый.

Крабату не по себе. Опять он находит камень... Карп уходит в зеленую глубину.

Крабат бредет вдоль пруда к Козельбруху. Минует Пустошь. Задерживается на мгновение у могилы. Ему чудится: это могила Тонды. Да, снежным зимним днем здесь похоронили его друга. И вдруг сердце замирает – хрипло каркает ворон. Он сидит на верхушке сосны, словно застыл, взгляд его устремлен на Крабата. И у этого тоже всего один глаз.

Теперь Крабат все понял. Он бросается бежать. Бежит мимо пруда, вдоль берега речки, только пятки сверкают.

Едва останавливается передохнуть, замечает ползущего в вереске ужа. Тот с шипением поднимает голову, глядит на него единственным глазом.

Одноглазая лиса выглядывает из зарослей.

Крабат бежит, лишь изредка переводя дыхание. Бежит, остановится на миг, опять бежит. К вечеру выбирается из Козельбруха. Вот и просвет между деревьями, теперь до деревни рукой подать. Здесь Мастер его уже не настигнет. Он подходит к реке, зачерпывает воды, освежает лоб, виски. Заправляет выбившуюся рубашку, подтягивает пояс. Делает несколько шагов и... вздрагивает. Не на поле он вышел, на поляну. На поляне в свете луны высится мельница. Мастер стоит у ворот. Усмехается:

– А-а, Крабат! А я уж собирался тебя искать!

Крабат поражен. Как же это так получилось? Он решает бежать снова. На этот раз на рассвете, по утренней росе. Бежит в обратную сторону. Теперь уже мимо леса, по полям и лугам, через хутора и деревеньки. Перепрыгивает ручьи, пробирается по болоту. Без остановки, без отдыха, не обращая внимания на воронов, ужей, лисиц. Ни на кого не глядя – ни на котов, ни ял кур, ни на рыб, ни на селезней! Пусть хоть двуглазые, хоть одноглазые, теперь его не запутаешь!