Козявкин сын - [14]
— Выздоравливай, тебя тоже допрашивать будут.
— Микишка прибежал, — радостно сообщил дядя Егор, — теперь двое будете орудовать...
XVI. ГЕРОИ ТРУДА
В день годовщины Сибирского Советского флота местком Рупвода[1] организовал торжественное заседание, на котором предполагалось чествовать героев труда.
Пашка выздоровел и слышал про этот праздник, но не понимал — что за герои труда.
Его два раза вызывали в контору, допрашивали, спрашивали про Козихина, про Крючкова, про Пузанова.
«Ага, попались», — думал Пашка и был очень удивлен, когда к концу допроса явился в контору Козихин с двумя товарищами. Он был в той же куртке и штанах с пузырями, но без револьвера.
«Значит, Козихин гуляет, если он узнает, что Пашка тут говорил — прямо застрелит». Пашка перетрусил, но когда и Козихина стали допрашивать, тут Пашка понял, что Козихин уже не комиссар, и повеселел.
Общее собрание всех водников происходило в читальне, большой светлой комнате.
Пашка с Микишкой раньше всех забрались на первые места — к самому столу.
— Подарки раздавать сегодня будут, — сообщал Пашка.
— Кому — всем?
— Не знаю, вот увидим.
Читальня быстро наполнилась народом. Сначала выбирали, кого за стол посадить, потом долго говорили.
Крикнули Ахмета, что «хозяином сидел на пароходе», говорили про него, что с мальчиков работает на пароходе, холодной осенью бросился в ледяную воду, чего-то поделал с якорями и спас пароход от гибели, и подарили ему сапоги новые, штаны теплые, рубаху и парчевую тюбитейку.
Сконфузился Ахмет, сначала отказывался от подарка, потом благодарил и, когда захлопали в ладоши, ушел с подарками.
Дядю Егора позвали. Он сначала даже не понял, что его, потом уже, когда председатель указал на него пальцем: — «Тебя, говорит, тебя зовем!» — пошел и встал у стола, как чем-нибудь провинившийся. Обрадовалась чему-то публика, захлопала в ладоши, а дяде Егору, видно, неловко стало — низко опустил голову.
Тоже хвалили дядю Егора, что он старый работник, хороший водолив, верный часовой советского флота, благодаря ему — раскрыта шайка преступников, которые хотели погубить не только флот, но и Советскую Республику.
Дяде Егору дали большой сверток — сукна на шубу, сапоги, штаны, теплую рубаху и добавочный паек.
Дядя Егор взял сверток, поклонился, хотел что-то сказать, слезой затуманились глаза — ничего не вышло, снова поклонился и промолвил:
— Благодарим, товарищи!
Долго хлопали в ладоши, дядя Егор уж повернулся уходить — замолкли.
Вернулся Егор к столу, на лице решимость какая-то.
— Хочу сказать, товарищи, два словечка.
Собрание насторожилось.
— Кто баржу посадил на мель и спас столько хлеба? — Пашка. А кто про шайку разузнал и на след навел. — Пашка!
— Какой Пашка? — послышались голоса.
— Вот он, с моим Микишкой сидит, беспризорник-сирота, — и Егор рассказал все про Пашку.
— К столу его, где он?
Какие-то руки толкнули упирающегося Пашку к столу.
Захлопали в ладоши с такой силой, что Пашка невольно опрокинул голову к потолку — не обваливается ли штукатурка.
Пашка не понимал, что от него хотят.
В этом веселом и радостном шуме много выкрикивалось предложений — и в школу отдать, и в детский дом, и еще куда-то.
— Самого спросить — куда он сам хочет! — слышался настойчивый голос из задних рядов.
Спросили Пашку — что он хочет, кем хочет быть?
— Водоливом, с дядей Егором хочу.
Опять захлопали...
Председатель встал, машет рукой, в руках записка.
Затихли.
— Вот поступила записка — предлагается:
«Пашку и Микишку обоих отдать в речную школу Рупвода, содержание их принять на счет коллектива».
— Кто за...
Не успел председатель договорить, как целый лес рук вырос над головами, Пашка даже вздрогнул... Какая-то сила подбросила его кверху, потом еще и еще...
А из зала неслось веселое: — Качать, качать!!!
