Козу продам - [11]

Но Гуж не откликался…

Однако вернемся к Тоне. Мы ее оставили в тот трагический момент, когда она думала, как совместить необходимость мануфактуры, которую она получала от одного человека и при которой она нравилась всем остальным, с необходимостью спать со всеми, кому она нравилась. А тут еще эти Образы… Надо было изображать не человека живьем, а какой-то Образ. Хрен его знает, что это такое… Все об этом по-разному говорят. Но если в результате ты не создал Образ, то ты опять меньше нравишься, и тебя не берут сниматься на следующий фильм. И твои шансы на мануфактуру опять понижаются.

Образ… Образ… Заладили… Люди в общем-то хотят видеть правду, а Образ — это то, что в голове. Но беда в том, что голова-то живая. И принадлежит живому человеку? А стало быть, и Образ — жизнь. Какую правду хотят видеть люди? Которая снаружи или внутри их?… А и ту, и другую, только как это совместить? И есть куча специалистов, которые знают, как это совместить, но сами почему-то не совмещают. Зато объясняют это тем, кто это умеет совмещать и так.

Конкуренция… Конкуренция… Всюду конкуренция. Это просто ужас какой-то! Куда ни кинь — всюду конкуренция! То есть всюду клин!

Мне всегда было больше всего любопытно — можно ли из хороших кусков получить хорошее целое? То есть можно ли доработаться до Образа? То есть что Образ может прийти в голову сразу, неизвестно откуда — это сомнений не вызывало. А что с ним делать дальше? Разбивать на подробности? На пуговицы? Зачем? Ведь он же действует именно в таком виде, в таком ключе, в таком тоне… как он и появился. Все остальное будет его только ослаблять. То есть вопрос стоял так: разменивать ли рубль на копейки, или из копеек складывать рубль? Накапливать Образ? Или делить его на подробности? В Образе было что-то похожее на жизнь. Можно ли в начале жизни запланировать целое? Или целое само сложится? Из подробностей жизни.

Но был еще и третий путь. Написать все вчерне, а потом — бесконечная обработка: доделочки, подправочки с точки зрения уже увиденного целого. Но это бы было похоже на то, как если бы сначала построить город, а потом переделывать его дома. То есть — бесконечный ремонт города, в котором люди уже живут.

Однажды мне в голову пришла мысль, не похожая на воровство. «Позвольте… — завопил я от неожиданности. — Но ведь вся проза — это описание того, что уже было». Значит, каждая проза — это историческая вещь. Пока она будет написана, а уж тем более напечатана, все описанное в прозе уже ушло. Может быть, и осталось кое-что, а основное ушло. То, что грело и задевало. Я могу, конечно, в воображении заниматься прогнозами, но едва ли они исполнятся, потому что жизнь, живая жизнь вносит поправку в любые прогнозы. Даже в области техники. А уж остальное-то, самое интересное, оно и вовсе непредсказуемо. Да и вообще, какое кому дело, как я изготовляю это блюдо?

Человек приходит и хочет получить впечатление. Одна вещь вызывает впечатление, другая его не вызывает. Вот и вся разница.

Все остальное — мифы.

Какое до всего этого дело Тоне, которая теперь занимается духовной жизнью, непыльной и неплохо оплачиваемой?! Лишь бы дали роль, при которой из мануфактуры можно было выставить себя. И она была уже почти уверена, что это и есть духовная жизнь. Духовная жизнь, о которой она знала, тоже из мифов, хотя и не Древней Греции. Гос-споди, мифы Древней Греции — такое старье!

Тоня! Тоня! А как все-таки быть насчет землетрясения в Уругвае? Да. Как быть с этим землетрясением?

Или ты занимаешься только болтовней о духовной жизни? Антропогенное землетрясение в Уругвае ведь было на самом деле. И выходит, что ты тому есть причина. Землетрясение-то антропогенное! То есть созданное человеком, имеющее причину в человеческой деятельности. Нефтяную линзу выкачали — вот все и обвалилось. И ведь как быть? А ведь тебе еще предстоит красотой спасти мир.

Действительно, а как быть? Даже если ты додумаешься до этого. Ведь всякой выдумкой можно и воспользоваться, и рано или поздно появится табличка на дверях: «Магазин закрыт на воровство». Как в этих обстоятельствах поступать Тоне, у которой есть считанное количество лет, чтобы убежать от старости, как той плащеносной ящерице. Да, как же ей поступать? Не цивилизацию же, в самом деле, ей изменять? Да и как это сделать? Ясно только одно, что старый способ: жить-поживать и добра наживать — не проходит. Тут — тупик. И тупик именно потому, что «жадность фрайера сгубила». И что какие-то самодеятельные средства для жизни грозят самой жизни, и, значит, стало быть, надо эти средства отменить. Иначе жизнь сама отменится. А что тогда будет с Тоней — вершиной цивилизации и биосферы?

Вернемся к тем временам, когда Тоня еще не была вершиной биосферы и еще только начинала свои труды в области культуры, снимаясь в киномассовках. Это есть чрезвычайно важный момент, потому что именно там ее приглядел Ефим Палихмахтер.

А надо сказать, что это было в те времена, когда наступила эпоха перестройки и гласности. И что если до этого жили так, то теперь надо жить эдак… И Ефим Палихмахтер понял, что его время пришло. Позволяют развернуться. Почему бы и нет? Или сейчас, или никогда! — понял Ефим Палихмахтер.