Козлы - [15]

Пять баллов минимум, — с немой досадой оценил Твердовский. Сбросив рюкзак, акваланг и ружье на жухлую траву, он все-таки подошел к краю обрыва. Там, где вчера четко вырисовывались под водой очертания камней, сейчас бурлил немыслимый водоворот из пены и бурых обрывков водорослей. Василий запульнул туда персиковой косточкой: она исчезла быстрее, чем он смог уследить. Тем временем подкатила очередная волна; он был уверен, что успеет отскочить, но брызги взлетели на этот раз особенно высоко, и холодный водопад окатил Твердовского с ног до головы.

Погружения сегодня не будет. Он уже давно понял это — но повторил себе снова и снова, мазохистски усмехаясь. Если бы хоть Энвер согласился вывезти его в море на лодке… вряд ли. Рыбацкие скорлупки нынче тоже обсыхают на берегу…

Тут он вспомнил о своих вчерашних подозрениях относительно Энвера. Сейчас они уже не казались настолько зримыми — во всяком случае, сильно уступали в реалистичности пятибалльному шторму. Кто знает, может, и не у всех татар черные ауры и враждебные астралы… Кузьмич мог бы проверить рыбака и сказать, безопасно ли общение с ним.

Ну почему здесь нет Кузьмича?!..

Уже во второй раз — за три дня разлуки — он остро, болезненно ощутил отсутствие святого человека. Такое случалось и в Киеве — но там успокаивала мысль о том, что очередная встреча уже близка… возможна! Теперь же с обратным знаком действовала сама её невозможность.

Впервые Василий почувствовал это вчера, когда день клонился к вечеру, мать капала на мозги насчет женитьбы, козье молоко кисло в огромной кружке, а Лизы все не было.

Твердовский не до конца понимал мотивы, побудившие Кузьмича не отдать святой оберег лично ему, а повесить на шею этой недалекой девицы… но, несомненно, мотивы были. Возможно, девушка особенно восприимчива к потокам космической энергии, или её астральные тела напрямую связаны с Источником… И где же она?!!

С наступлением темноты его отчаянная тоска по Кузьмичу, святому оберегу и Лизе — он уже не разделял эти три понятия — достигла апогея. Мать в сотый раз восхваляла Сашенькину Мариночку, и Василий физически ощущал, как вытекает его энергия, просачиваясь сквозь бреши в каналах. Уход матери, властно призванной проклятыми козами, тоже не принес облегчения. Твердовский мучительно бродил взад-вперед по пустому дому, не находя себе места и наступая на хвосты котам. Где?!!..

Она пришла.

Теплая янтарная капля в ладонях. Теплая живительная струя во всем земном теле, веером расходящаяся по астральным телам. Теплое дыхание на лице… стоп. Дыхание уже принадлежало не оберегу.

С утра Василий не встречался с Лизой, лишь мельком видел её издали пару раз, — мать быстро нашла применение новой рабочей силе. Но потребности во встрече у него и не было — ни утром, ни теперь. Лиза — не Кузьмич, и даже святой оберег не заменит в полной мере святого человека. Будь он здесь, — наверное, он сумел бы справиться и со штормом. Ведь все в мире подчиняется одним космическим законам…

Твердовский с тоской взглянул на море: кажется, шторм ещё и усиливался. Надо бы занести домой ружье, гидрокостюм и акваланг — но возвращаться не хотелось. Лучше сразу двинуться на пляж, благо провизии, которую дала с собой мать, с лихвой хватит до самого вечера. Да, так он и сделает. Спустится в свою бухту, со всех сторон окруженную скалами, тихое, нетронутое, почти никому не известное место. И можно будет много часов подряд лежать на мелкой горячей гальке, глядя в небо и медитируя под мерный рокот волн… Взвалив на спину снаряжение, он направился вперед по тропе, проходившей вдоль моря по краю обрыва.

Бухту мало кто знал ещё и потому, что скалы нависали над ней под острым углом, пряча от глаз значительную часть пляжа. Во второй половине дня его быстро накрывала тень — лично Василию это нравилось, его кожа не любила солнца. Проникнуть туда можно было только с моря или же по узкой каменистой тропке слева. Совершенно незаметной, а для нетренированного человека — даже опасной.

Кстати, с аквалангом и ружьем туда и не спуститься, — запоздало подумал Василий. Надо было все-таки забежать домой… но он ведь уже практически пришел!

И вдруг остановился на полушаге.

Из-за каменного козырька скалы улетал по ветру длинный шлейф дыма. Тут же Твердовский ощутил и запах: острый дух туристских шашлыков. И одновременно по слуху ударили приглушенные шумом прибоя собачий лай и железные аккорды тяжелого рока.

Медленно, обреченно подошел к самому краю и заглянул вниз.

Они развели костер между двумя покатыми валунами, на которых Василий обычно сушил плавки — камни покрылись несмываемой черной копотью. Жарили мясо — и не на шампурах, а, судя по запаху, на прутьях из реликтового можжевельника. Уже откупорили бутылку, осколки которой скоро перемешаются с галькой. Беспорядочно разбросали по пляжу какие-то яркие коробки, пакеты, пивные жестянки, разрозненные предметы одежды, полотенца, маски и ласты, книги, магнитофон и бог знает что еще. И, кажется, расположились здесь надолго: из-за нависающей скалы виднелся треугольный край оранжевой палатки.

Два молодых, наглых, омерзительных дикаря. Один светловолосый и коренастый, другой тощий и рыжий, оба белокожие, только-только приехавшие откуда-то с севера, — чтобы испоганить отпуск ему, Василию. Переведя взгляд к морю, он заметил ещё одного: высокий чернявый парень плескался в полосе прибоя, испуская радостные вопли, если волна сбивала его с ног. Рядом с лаем носилась по берегу огромная рыжая псина.