Козлы - [10]

Очко в мою пользу! Еще бы: невзрачная заурядная Морган на пятнадцать лет старше Франсуа и, должно быть, уже страдает от климакса, бедняжка. Меня всегда задевало то, что родители мужа видят во мне только мать будущего продолжателя их рода, но теперь я могу позлорадствовать: наш развод лишает их надежды иметь внуков.

— Мы очень расстроились, — с некоторой заминкой признается свекор. — Одиннадцать лет вместе — это не шутка. Мы так к тебе привыкли.

— Для нас ты была как дочь, — добавляет мама. Она не умеет вовремя остановиться и всегда говорит лишнее. — Заметь, против нее мы тоже ничего не имеем… Она добрая, заботится о Франсуа, и поскольку вы больше не были счастливы вдвоем…

Мы не были счастливы вдвоем? Вот оно что! Я почему-то этого не замечала, а Франсуа не успел меня просветить. Вероломное решение сделать явной свою тайную двухлетнюю связь он принял единолично, со мной этот шаг не обсуждался.

— Такова жизнь, — вздыхает свекор. Он из тех, кто считает разумным покориться судьбе — когда речь идет о других.

— Ты еще встретишь своего мужчину, — говорит свекровь, и непонятно, то ли она меня утешает, то ли хочет выспросить подробности моей личной жизни. — У тебя будут дети, а у Франсуа — уже нет.

Мне вдруг становится жалко этих стариков, которые разрываются между любовью к сыну и мечтой о внуках — как они станут их баловать, крестить, возиться с ними днями напролет.

— Ничего, — жизнерадостно заявляю я, — я одолжу вам своих детей! Вы станете для них приемными бабушкой и дедушкой!

Свекровь порывисто целует меня, растроганный свекор утирает слезу. Я довольна: свое место в этой семье я отвоевала, хотя мне немного стыдно, что цель достигнута не совсем честным приемом. Но ведь и со мной не церемонились: вынудили расстаться с квартирой, которая мне так нравилась, лишили удовольствия просыпаться рядом с любимым мужчиной, отняли друзей, теперь они стали друзьями Морган. В этом доме царит идеальный порядок, и оттого все выглядит уныло. Родители мужа — по сути старые зануды, но долгое время они были частью моей жизни, и я не хочу их терять. Поцелуй свекрови тешит мое самолюбие, слезы свекра возвращают уверенность в себе. В Анжанардьере я вновь обретаю свое прошлое, его даже Морган не сможет у меня отнять.

После обеда мама предлагает прогуляться. Мы всегда отправлялись на прогулку после обеда, если позволяла погода. Папа называл это «пищеварительным променадом», и, когда он так говорил, я с отвращением представляла, как бурлят наши кишки. Мы с Франсуа брели впереди, взявшись за руки, родители тащились за нами.

— Ты бы переобулась. Грязно, — советует свекровь.

— Я не захватила с собой другой обуви.

— Твои ботинки на прежнем месте, в чулане под лестницей.

Настал мой черед прослезиться. Мама и папа тоже по-своему верны нашему общему прошлому, сберегая всякие дурацкие мелочи.

В чулане пахнет старой кожей. Мои ботинки на крепкой подошве действительно лежат на прежнем месте и хранят форму моей ноги, словно я сняла их только вчера. Обуваясь, я едва не вышла из образа блистательной молодой женщины в разводе — с такой неподобающей моему имиджу нежностью я разглядываю ботинки. «Старенькие, разносившиеся, — благодарно думаю я, — вы мне не изменили. Не исчезли из моей жизни и не ушли к другой». Проживи я в браке с Франсуа лет сорок, я бы стала похожа на эти ботинки.

Родители уже натянули сапоги и ждут меня у входной двери. Я стою на одной ноге, собираясь надеть второй ботинок. Именно в этот момент раздается автомобильный сигнал. Папа вздрагивает.

— Что это? — восклицает мама. По испугу в ее глазах можно догадаться, что она знает ответ на свой вопрос.

Она торопливо выбегает на крыльцо; свекор, виновато оглянувшись, следует за ней. Я по-прежнему стою в темном чулане, и до меня доносятся радостные возгласы свекрови:

— Родные мои! Вот это сюрприз!

— Здравствуй, мама! Привет, отец! Мы проезжали мимо и решили нагрянуть. Угостите кофе?

Заслышав голос Франсуа, я покидаю свое укрытие: не хватало только, чтобы он подумал, будто я прячусь. Выхожу на порог и как раз успеваю застать трогательную сцену: мама нежно обнимает будущую невестку.

— Выглядите просто великолепно, мамочка, — сюсюкает Морган.

«Мамочка»? Меня вырвет, если я еще раз это услышу! Пытаюсь перехватить взгляд свекрови, но вместо этого встречаюсь глазами с Франсуа.

— Флоранс! Что ты здесь делаешь?

Это упрек, надо полагать. Физиономия Морган становится пурпурной, в тон лаку на ногтях. Она явно не намерена уступать ни пяди завоеванной территории:

— Идите в дом, мамочка, а то простудитесь.

Этот приторный голосок, это сладенькое «мамочка» — вот, значит, какими дешевыми уловками она заманила в свои сети моего мужа.

Франсуа все не может успокоиться:

— Ты тоже проезжала мимо?

— Да-да, именно так, — отвечает за меня свекор, избегая глядеть в мою сторону.

— Пойдемте, я сварю вам кофе, мои дорогие, — суетится свекровь, радушным жестом приглашая в дом. Ко мне, как я понимаю, это приглашение не относится.

Спускаюсь с крыльца в сопровождении Франсуа, ему даже в голову не приходит чмокнуть меня в щеку.

— Может, зайдешь на минутку? — спохватывается он, когда Морган и его мать скрываются в доме.