Койот Санрайз - [87]

Прощания тоже были. Сначала – с Вэл. За ней приехали на машине родители, сменяясь за рулем, совсем как Родео и Лестер, так что они добрались уже на следующий вечер. Я не присутствовала при их встрече после разлуки, но когда на следующее утро я прощалась с Вэл, настроение у нее было, по-моему, нейтральное. А нейтральное настроение – иногда еще туда-сюда: оно все-таки лучше, чем просто плохое, а иногда может перейти в отличное. Она дала нам свой адрес и телефон, и, будьте покойны, оставаться на связи с этой девушкой – одно из моих первоочередных дел.

А потом, днем позже, мы съездили недалеко, в Якиму, и распрощались с Сальвадором. Это было даже тяжелее. И знаете что? Лучше уж я не стану рассказывать про это прощание во всех подробностях. Но кое-что упомяну: Сальвадор мне сказал: – Я не стану не скучать по тебе, Койот Санрайз, – а я без заминки ответила: – И я тоже не стану по тебе не скучать, – и мы оба слегка усмехнулись, и по-быстрому обнялись, и да, нам было жуть как неловко. Но неловко – не всегда значит плохо.

Я каждый день беспокоюсь: как там Сальвадор? Но никогда его не жалею. Обещание есть обещание. У меня есть его телефон. Поговорим. Как-никак, он мой лучший друг. Да, он заодно мой единственный друг, но знаете что: «лучший» – он и есть лучший, сколько бы еще ни было. И я абсолютно уверена: будь у меня хоть сотня друзей, Сальвадор все равно был бы лучшим.

Родео убедил Лестера принять подарок – билет на автобус до Тампы, где ждут «Страт кингс». Когда мы подвезли его до автостанции, Лестер крепко обнял меня, подержал в объятиях и сказал: – Ты все такая же сумасшедшая, подруга, – а я сказала: – Ну да, наверно. Смотри не женись на женщинах-охранниках, – и он засмеялся, и на том мы и расстались.

С Глэдис мы тоже, конечно, распрощались. Это прощание обошлось без слез, но, когда мы отъехали, я почувствовала, что мне ее не хватает. Просто золото, а не коза. Я рада, что она воссоединилась со своими.

А в конце концов мы распрощались и с бабушкой. Но далеко не сразу. Мы остались в городе примерно на неделю. Вдвоем с бабушкой мы ходили гулять, один раз она пожарила на ужин курицу, а еще мы ходили в кафе-мороженое, а два-три раза просто сидели вечером на диване, ели попкорн и смотрели кино, и, боже мой, это было нечто. Это было просто нечто.

Но, хотя мы не говорили об этом вслух, я с самого начала, всю ту неделю в бабушкином доме знала, что мы приехали не насовсем. Мы стирали белье и завтракали, у нас установился распорядок дня, но я знала, что этот распорядок не навсегда, и папа всю неделю менял приводные ремни, масло и свечи, а такими вещами не занимаешься, когда готовишься поставить автобус на прикол. Такими вещами занимаешься, когда готовишься снова выехать на трассу.

И как-то вечером, пока бабушка мыла посуду после ужина, а мы с Родео сидели на задней террасе и смотрели, как в тусклом вечернем небе парят и снуют летучие мыши, я спросила у него: – Когда уезжаем? – а он, помедлив лишь несколько секунд, ответил: – Я вот думал насчет послезавтра, – и я сама себе кивнула и отвернулась, глядя на расплывающиеся в темноте контуры тех холмов, которые сказали мне: «Добро пожаловать домой».

Но тут он сказал кое-что новенькое.

Спросил: – Ты не против, Элла?

Он меня спросил. И назвал меня по имени.

А я секунду смотрела на него молча: вопрос меня огорошил.

– Я не хочу жить так все время. Жить в разъездах, я имею в виду, – ответила я.

Родео кивнул, вздохнул:

– Знаю. Просто я, по-моему, не смогу тут оставаться, а…

– И я тоже, – прервала я его. Он удивленно вскинул брови. – Вернуться сюда… я должна была это сделать. И я рада, что мы вернулись. Но мне тяжело… тяжело здесь находиться. Не думаю, что смогу каждый день ходить мимо разгромленного парка.

Но я хочу, чтобы мы взяли их с собой. Маму. И Аву. И Розу. Я больше не оставлю их в прошлом, больше никогда. Мы – снова семья. Хорошо?

Глаза у Родео стали красные и влажные, но он заглянул мне в глаза и кивнул:

– Хорошо.

– И я не хочу просто взять и свалить отсюда. Я хочу приехать куда-то. Не убегать. А искать. Искать себе дом. Дом без колес. Вот чего мне хочется. Хорошо?

Родео заморгал. А потом кивнул, медленно-медленно кивнул.

– Хорошо, – сказал он. – Хорошо. Мы его найдем.

И я пододвинулась к папе и обняла его, и папа тоже меня обнял.

– Ну ладно, – сказал он. – А теперь пойдем в дом, поможем бабушке домыть посуду, – и, выпустив меня из объятий, встал и пошел прочь, в сторону кухонной двери, сияющей теплым желтым светом.

– И еще одна вещь, пап. – Он обернулся ко мне, и я сказала: – Ну теперь-то, ради всего святого, ты наконец сбреешь бороду?

Папа шагнул ко мне, наклонился и сказал, глядя мне прямо в глаза: – Ни за какие коврижки, – а потом улыбнулся, и я почувствовала, что улыбаюсь в ответ.

Глава сорок восьмая

И вот как мы теперь живем. Все еще путешествуем, но, пожалуй, больше не блуждаем без цели. Странствуем, но заодно ищем. Это уже не столько скитания, сколько ожидание. Точно пушинка с семечком одуванчика, взлетевшая от дуновения самой милой маленькой девочки, какую только видел мир, парит в солнечных лучах, но ищет почву, ищет, где бы пустить корни, где бы расцвести. Вот так и мы. Вот так и я с Родео. Вот так и я с моим папой: мы в поиске.