Койот Санрайз - [74]

За спиной послышались шаги Сальвадора, переходящие в бег трусцой, но тут Лестер вскрикнул: – Минуточку! – обиженным голосом – «мол, не знаю, как с вами сладить, а дело нешуточное». И я нехотя остановилась, шумно перевела дух, обернулась:

– Чего?

– С чего вы взяли, что можете сами принимать такие решения? – взревел Лестер. Ткнул пальцем себя в грудь. – Алло? Кто тут взрослый? Ну, подруга, затея твоя дурацкая. Я выше тебя и сильнее… Что мне мешает взять тебя за шкирку, чтобы ты не угнала автобус, не рисковала жизнью вас обоих, не нарушила штук десять законов – и все только ради того, чтобы вернуться домой и выполнить свой план?

Вначале его голос звучал сердито, но постепенно смягчился. Лестер говорил от чистого сердца. Нет, он на меня не давил. Не спорил. А просто спрашивал. И что-то мне подсказало, что мой ответ он выслушает. Так что я сделала три шага в его сторону и ответила, безуспешно пытаясь говорить размеренно и четко:

– Потому что ты мне не отец. Потому что даже мой отец – отец мне далеко не всегда.

После этих слов Лестер недоуменно моргнул, но больше не спорил. По-моему, нас обоих слегка удивило, что я высказала все это вслух. Но, знаете ли, правда, как правило, приносит гораздо больше пользы, если осмеливаешься высказывать ее вслух, даже если эта правда неприятная. А может, вообще особенно полезно, если она неприятная. – Потому что когда-то у меня была мама, и были две сестры, а теперь у меня их нет. Я их потеряла. И оставила их в прошлом. А теперь я обязана за них бороться. Просто обязана. Потому что они боролись бы за меня. Не знаю – может, я уже окончательно опоздала, но я знаю, точно знаю, что никогда себя не прощу, если не попробую успеть.

Лестер покачал головой, глядя на меня. Потер лоб. Пять-шесть секунд постоял, зажмурившись, а потом опустил голову, раскрыл глаза, посмотрел на меня из-под насупленных бровей:

– И ты правда умеешь водить эту колымагу?

Я пожала плечами:

– Как минимум не хуже Родео.

Он снова покачал головой.

– Господи ты боже мой, – и махнул мне: – Ладно, иди, и побыстрее.

Потом наклонился, взял с обочины пригоршню грязи, размазал по своей аккуратной белоснежной футболке.

– Ты это зачем? – спросила я.

– Улики. Это я пытался тебя остановить, а Сальвадор меня толкнул, и я упал на землю, – сказал он.

– Все было не так, – возразила я. – Да, ты пытался нас остановить, но толкнула тебя я.

Лестер криво ухмыльнулся:

– Лады. Как хочешь. Дуй. Пока я не передумал.

И я дунула – то есть побежала.

Влезла на капот автобуса, с капота на Чердак, бегом к люку. Подняла люк, спустилась по веревочной лестнице.

Сальвадор от меня не отставал. Когда он с диким грохотом плюхнулся рядом со мной, перескочив через две нижние ступеньки, я сказала: – Знаешь, мог бы просто подождать, и я впустила бы тебя через дверь. – Он глубокомысленно кивнул и сказал: – А-а. Ну да. Так было бы сподручнее. – Ну не идиоты ли эти мальчишки?

Я показала на нарисованное небо над нами и люк посреди неба.

– Вниз сквозь облака, – сказала я, и Сальвадор кивнул.

Айван, лежавший на моей кровати, просто поднял на нас глаза и зевнул.

Зато Глэдис нам обрадовалась. Мемекнула, отбила чечетку, топоча копытами, закружилась на месте. Погладив ее, я поскорее прошла к помидорным кустам, подвинула горшки в сторону, сняла с полки свой любимый горшок, с нарисованными перьями. Прижала его к груди. Потом взялась за стебель там, где он был толще всего, и потянула, самую чуточку проворачивая куст и вращая горшок, пока вся начинка горшка не вывалилась: куст и его корни потащили за собой землю, получился большой неровный ком в форме горшка.

– Достань, – пробормотала я, – там, на дне горшка. – И Сальвадор, просунув свою руку между моими, покопался в горшке и наконец вытащил тусклый, облепленный землей ключ. Я водворила куст обратно в его домик, поставила на полку, взяла у Сальвадора ключ, помахала им у него перед носом. – Вернись к своим корням, – сказа‐ ла я, и Сальвадор снова кивнул и улыбнулся.

И пошел за мной к кабине.

Я села за руль. Вытерла ключ о штанину. В бороздках оставалась пыль, так что я сунула его в рот, облизнула, потом вставила в замок зажигания и крепко за него взялась, уже собираясь повернуть. И помедлила.

Не потому, что мне было страшно. Не-а, не было.

Не потому, что я не была уверена, что это стоит делать. Нет, я была уверена.

Не потому, что я не знала, правильно ли поступаю. Знала-знала. И вообще я поступила правильно.

Нет-нет. Ничего подобного.

Причина была совсем другая.

Я медлила, потому что отлично знала, что делаю, и отлично знала, зачем я это делаю, и эта абсолютная, двухсотпроцентная, чертовская правильность моего поступка потрясла меня так сильно, что я чуть не позабыла дышать. Я делаю это не ради Родео. Я делаю это не ради кого-то другого. Я делаю это ради себя. И все только к лучшему. Когда я заведу дряхлый мотор, я сделаю это не ради того, чтобы сбежать от нашего прошлого. Нет, я повезу нас в будущее. И это тоже только к лучшему.

Никакими «не вариантами» тут и не пахло. То, что я делаю, – абсолютно правильный вариант, и мне он ужасно нравится.

Я повернула ключ. Яджер взревела, зачихала, затряслась, а затем, рокоча, приготовилась к старту.