Койот Санрайз - [72]

Родео покачал головой, но, похоже, не в знак протеста, а в знак капитуляции.

– Господин полицейский, – сказал он, наконец-то открыв глаза. – Здесь никто не находится против своей воли. Вэл сказала мне, что ей девятнадцать лет, и я…

– Достаточно, сэр. Попрошу вас тихо-спокойно встать и поднять руки.

Я ахнула и вскочила, чтобы возразить, но увидела, что коп напрягся, стиснув рукоятку пистолета, а Родео посмотрел мне в глаза и сказал тихо, но твердо: – Нет, мишка-малышка. Не надо. Все образуется. – А потом, с просто невообразимой печалью в глазах, с разбитыми надеждами этот хиппи встал медленно, осторожно и поднял костлявые руки вверх, точно он какой-нибудь преступник.

Лестер взял меня за локоть, и это прикосновение было таким же успокаивающим, как голос Родео. И таким же твердым.

– Никому не шевелиться, – сказал коп и прошел к кабине. – Повернитесь, руки за спину, – сказал он, добравшись до Родео. Прицепил рацию обратно, снял с пояса наручники – самые настоящие, богом клянусь, наручники.

Родео заморгал. А потом Родео, этот безбашенный, бесподобный, нелепый чудик, заглянул копу в лицо. Прицелился в него своими волшебными глазами, словно не замечая ни дула пистолета, ни свисающих наручников: просто заглянул ему в глаза.

– Прошу вас, – сказал он, – это просто недоразумение. Клянусь. – Голос звучал задушевно, лицо у Родео было открытое, глаза магнетически-обаятельные. – Пожалуйста. Я дал своей дочери обещание. Я обещал, что мы доберемся до места, куда мы едем сейчас. А обещание есть обещание, правда? – и с этими словами он слегка улыбнулся, самую чуточку. – Прошу вас.

Родео навел на копа свои волшебные глаза и просто сказал: – Пожалуйста.

Коп стоял, глядя в глаза Родео.

А потом улыбнулся.

– А я-то и не понял сначала, что вы дали обещание дочери, сэр, – сказал коп, и улыбка Родео стала шире. – А мне-то что до ваших обещаний? – продолжил коп. – Повернитесь и заложите руки за спину, и давайте уже поворачивайтесь, а то мне придется подавить ваше сопротивление силой. И нечего на меня так пялиться.

Наверно, на людей определенного сорта волшебство не действует.

– Считайте, приятель, что вы нарушили свое обещание дочери. Вы больше никуда не едете, и этот автобус тоже никуда не едет, и все, кто в нем находится, тоже никуда не едут, пока мы не проведем самое тщательное расследование. На сегодня для всех вас путешествие закончено, а вы, господин водитель, арестованы.

Вот, значит, чем дело обернулось. Улыбка Родео окончательно погасла, и он, шаркая, повернулся, заложил руки за спину, а коп забрал ключи, надел на Родео наручники, а я просто сидела и смотрела. Казалось, это происходит понарошку, казалось, такого просто не может быть. Но, сами видите, может.

Родео обернулся ко мне, и от его взгляда у меня чуть сердце не разорвалось.

– Прости меня, – проговорил он одними губами. Я ничего не сказала – только кивнула.

Коп сказал все, что в таких случаях полагается, – про право хранить молчание и так далее, и тому подобную лабуду, а потом вывел Родео из автобуса и рявкнул, обращаясь к нам: – Следуйте за мной.

Так закончилось наше путешествие…

За восемь миль до цели!

Глава тридцать девятая

– Облом, – сказал Сальвадор.

– Да, брат. Можно и так сказать, – отозвался Лестер и сплюнул на землю под ногами.

Мы все сидели на бревне, метрах в трех от автострады. Коп топтался поодаль – вел переговоры по рации. Дверь Яджер была заперта, ключами завладел коп. Он разрешил нам чуть-чуть опустить почти все стекла, но я боялась, что Глэдис и Айван, оставшиеся в автобусе, перегреются.

Теперь мы во всем разобрались, исходя из слов копа и тех подробностей, в которые посвятила нас Вэл – кое-как посвятила, а потом разревелась так, что язык отнялся. Вэл не девятнадцать лет, а семнадцать, и учится она не в колледже, а в школе. Но в остальном все правда. С родителями она поссорилась, потому что они ее не принимают такой, какая она есть. Из дома ее не то чтобы прямо выгнали, но поставили перед выбором: либо она остается такой, какой хочет быть, либо остается жить с ними под одной крышей. Либо одно, либо другое. Думали, это на нее подействует.

А она взяла и сбежала. Когда она не вернулась домой и не попросилась ночевать ни к кому из друзей, родители рассудили, что на неспокойных улицах Миннеаполиса ее наверняка похитил какой-нибудь маньяк.

Вэл, наверно, раз десять попросила прощения, пока наконец Родео – руки у него были скованы за спиной, но смотрел и разговаривал он с неподдельной мягкостью – не произнес: – Ничего-ничего, Вэл. Я на тебя не сержусь. Ни капельки. Я на твоей стороне, детка. Поняла? – а она похлопала глазами, и снова разревелась, и сказала: – Поняла, – а потом: – Спасибо, – и я снова припомнила, за что люблю Родео (ну, вообще-то, об этом я никогда и не забывала).

Коп, сердито топая, вернулся к нам, и лицо у него было такое кислое, будто он жевал лимонные корки.

– Короче. У нас тут непростая ситуация, и ваше дело – слушать, что я скажу, а потом делать, что я скажу. Ясно? – Он окинул нас суровым взглядом, словно перед ним была шайка отъявленных рецидивистов. – В нашем округе сейчас некоторый дефицит кадров, и мой напарник сейчас в двух часах езды отсюда, на вызове. В моей машине вы все не поместитесь, а я не собираюсь два часа загорать тут на обочине. А значит, – у меня промелькнула мысль, что он собирается всех нас отпустить, и мое сердце встрепенулось, но он скривился, укоризненно покачал головой, словно в его непростой ситуации виноваты мы, и сказал, указывая на Вэл, а потом на Родео: – Вы и вы, пройдемте. Отвезу вас в участок, где вы, мисс, позвоните родителям, а вы, сэр, останетесь под стражей до предъявления обвинений и внесения залога. – Его взгляд переполз, как змея, с Родео и Вэл на остальных.