Ковыль - трава степная - [28]

Шрифт
Интервал

- Жека, ты слишком строго судишь. Что ж мы, слепые, что ли? Так уж мы ничего и не смыслили в жизни?

- Витя, давай по-честному. Как на духу, ладно? Думаешь, если бы я пошел работать простым рабочим, было бы хуже? Ничуть. Хотя скорее всего я был бы агрономом. Да, агрономом! Потому что, если и осталась какая-то любовь, когда прошло детское увлечение, так это к земле. А я рвался в небо. А потом куда-нибудь, лишь бы ромбик получить. До Обидного поздно осознаем это. Когда уже ничего нельзя поправить... Ну хорошо! Наших родителей можно понять. Они прошли войну, боль потерь, страдания. Времена иные были. Им поскорее хотелось "вывести нас в люди". Мать всегда говорила: "Мне жизнь не задалась, так хоть ты..." А, черт побери! Нужно ли все это было? А мы как котята слепые!

- А почему ты обобщаешь? Мы, мы... Ты имеешь право говорить от имени всех своих друзей? Как будто все они неудачники в жизни! - Виктор выпрямился и стал против Евгения. - У меня, например, нет оснований считать себя неудачником.

- У меня тоже. Понимаешь, тоже. Я не считаю себя неудачником. Я почти люблю свою профессию. Но, согласись, все могло быть иначе. Эта любовь могла быть сильней, приносить больше удовлетворения и больше пользы. Куда вот это денешь? - Он постучал себя по груди, в том месте, где сердце. - Ведь тянет оно сюда, тянет, и ничего с ним не поделаешь. А если тянет - значит, можно было найти здесь свое призвание.

- Так кто виноват? Сам, друзья, школа? Или ты уже не веришь в эти категории?

- Нет, почему же, верю. Верю, что была эта мельница, была школа, детство и были большие мечты. Хорошо, легка жилось! Благо, что все острые углы жизни умело сглаживали добренькие тети и дяди. Нас готовили прогуляться по жт-ни, а не к борьбе! Молодым везде у нас дорога, ни сучка ни задоринки... - Он почему-то вспомнил Ивана Ильича.

Вчера утром к тому пришли колхозники. О чем-то просили, уважительно называя его "Ильич" и "отец наш", а он отказывался, ссылаясь на то, что он уже не председатель колхоза, а всего лишь ночной табунщик и ему неудобно лезть в дела правления, а потом согласился, и Евгений слышал, как он решительно сказал: "Драться так драться!" И все вокруг довольно загалдели, будто от одного его согласия вопрос разрешался. А он потом долго взволнованный ходил вокруг дома, вошел в избу и бросил; "Я в райком, мать, обедать не жди..."

Задумавшись, Евгений вошел внутрь мельницы, Тарасов - следом. Пахло плесенью и мышами. Лестница, ведущая к первому ярусу, была сломана. Кудряшов подпрыгнул и, ловко цепляясь ногами, полез вверх по балке. Дальше, со второго яруса до самого верхнего, лестницы были на месте. На последней площадке, тяжело дыша, Евгений остановился. Справа от него в ржавой жестяной крыше светилось небольшое оконце. Лет десять назад это окно в небо сделал он сам маленьким перочинным ножом, сгорая от нетерпения скорее вырваться из плена земли к облакам. Какие скорости, какие виражи виделись в этом окне! Как широк, интересен и необозрим был мир в его свете!

Смахивая с мундира пыль, на площадку взобрался Тарасов. Несколько минут оба молча смотрели в окно. По небу бежали редкие серенькие тучи. Мельница качалась, скрипела всеми своими полуистлевшими костьми, словно жаловалась старым друзьям.

- Закури. - Виктор толкнул локтем Евгения и протянул ему окурок сигареты. - Внизу нашел.

- Ишь ты!.. Богато живут! Сигаретки курят, да еще такие бычки оставляют. Мы махрой довольствовались.

Они отошли от окна и сели. Прямо против них лежала черная, просмоленная балка. Она вся была изрезана надписями.

- "И я тут был, хоть мед не пил, но табачок ваш курил!" - громко прочитал Виктор и расхохотался. - Вальки Шанина работа!

Справа от этой надписи была другая: - "Ура! Свалили математику!"

Наискосок крупными буквами белело: "Прощай, старушка! Вспомним тебя на Венере!"

Рядом, чуть ниже: "Встретимся в 1980-м".

Кудряшов взял в руки обломок доски и ткнул им в надпись "Даешь океан!". Посмотрел на друга:

- Твоя?

- Да, - кивнул Виктор.

В стороне от этой надписи была другая, вырезанная крупными глубокими буквами и обведенная широкой каймой: "Ты предатель, Вострый! Тебе здесь нет места!"

И под ней неровными, разбегающимися в стороны буквами совсем свежая: "19 марта 1968 г. лейтенант Востриков погиб при исполнении служебных обязанностей. Это был настоящий парень. Прости, Саня. Молодость всегда поспешна в выао" дах".

- Генка ехал сюда из Архангельска, чтобы написать это "прости". Виктор резко встал и отвернулся к окну. - Их было трое - нарушителей границы. И вооружены до зубов. А он один... Не раздумывая, бросился на бандитов. Они не прошли... Понимаешь, это был наш Санька! А мы считали его трусом.

- Они с Генкой не помирились? - тихо спросил Куд-ряшов.

- Нет. После школы разъехались врагами.

- Разъехались... - повторил Евгений и опустил голову. - Восемь лет прошло с тех пор. Вот так, день за днем, канули в вечность, и нет их. Наверное, это очень много - восемь лег, а, Вить? - Голос его дрогнул и стал каким-то глухим, словно внезапно сорвался. - Вчера я встретил на улице седую женщину... Прошел было, потом остановился, оглянулся. Она была уже далеко. Что-то знакомое не давало успокоиться. И вдруг... - Кудряшов встал, сжал ладонями виски. - Руки вспомнил. Маленькие, с длинными пальцами. Боже мой! Это же они аккуратно выводили в классном журнале заработанные нами пятерки, двойки... Вера Алексеевна... А я не узнал. Ведь должны же, обязаны узнавать! Почему так безрассудно быстро бежит время? Сколько мальчишек и девчонок проводила она в жизнь! И каждый взял у нее частицу здоровья, ума, сердца. А что сделали мы, чтобы окупить все это? Помнишь, как на выпускном обещали писать в школу, друг другу? Как-то так случилось, что потом забыли адреса. А надо бы не забывать.


Еще от автора Владислав Андреевич Титов
Всем смертям назло

Повесть Владислава Титова "Всем смертям назло…" во многом автобиографична. Автор ее — в прошлом шахтер, горный мастер, — рискуя жизнью, предотвратил катастрофу в шахте. Он лишился обеих рук, но не покорился судьбе, сумел выстоять и найти свое место в жизни.Повесть "Ковыль — трава степная" также посвящена нашим современникам, их мужеству и высокой нравственной красоте.


Рабочее созвездие

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Проходчики. Всем смертям назло...

Новый роман В. Титова «Проходчики» — о шахтерах. В центре повествования молодые парни 50-х — 60-х годов, окончившие ПТУ и пришедшие в шахту для пополнения бригад квалифицированными специалистами. В. Титов, сам работавший в те годы на шахте, показал наших современников, людей труда, их волнуют житейские и производственные вопросы. Становлению характеров молодых шахтеров помогают опытные рабочие. «Всем смертям назло» — известная читателям книга, в значительной степени является автобиографической.


Рекомендуем почитать
Слово джентльмена Дудкина

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Маунг Джо будет жить

Советские специалисты приехали в Бирму для того, чтобы научить местных жителей работать на современной технике. Один из приезжих — Владимир — обучает двух учеников (Аунга Тина и Маунга Джо) трудиться на экскаваторе. Рассказ опубликован в журнале «Вокруг света», № 4 за 1961 год.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».