Ковер - [8]

- Сразу видно, что вы прибыли откуда-то очень-очень из далека. Разве же может быть хоть один город без всего этого! Сказать так - это тоже самое что сказать - вот воздух без воздуха, или вот солнце без солнца. Вы, быть может, в пещере жили?..

- Ну, в какой-то мере - да. В эдакой бетонной пещере. Вокруг меня было множество таких пещер, в них тоже жили люди, но почти никто друг друга не знал. Большая часть этих людей целый день делали что-то неинтересное для них, а потом возвращались в эти пещеры, и смотрели всякие глупые истории придуманные другими людьми.

- Какое это должно быть странное, страшное место!

- Да, теперь мне тоже так кажется... А отсюда можно увидеть, где находится ведьма?..

Он задал этот последний вопрос, потому только, что в ужасном своем положении, почувствовал еще больший приток ужаса; почувствовал, будто ведь сейчас следит за ним - словно что-то черное, изжигающее ворвалось в его плоть - он задал вопрос, потому что должен был узнать ответ в то же мгновение, и, если бы мальчик не ответил ему, так попросту бы и не выдержал - закричал бы, бежать бросился. А мальчик не ответил - он просто подозвал его жестом, и когда Михаил опустился перед ним на колени, то протянул руку, и указал на одно из этих громадных сооружений, что возвышались над ними.

Конечно же! И как только раньше Михаил этого не заметил! Там, среди бессчетного множества выступающих мрачных башен, выпирающих лесенок и переходов, выделялось одно, особо жуткое место - там беспросветное черное пятно, словно исполинский паук или пиявка прицепилась к стене. Михаил сразу почувствовал, что именно там и остановилась ведьма, и еще он почувствовал, что, несмотря на то, что их разделяло довольно большое пространство, она, если бы только захотела, могла бы в одно мгновение перенестись к нему. И он поспешил отойти под защиту ближайшей стены, хотя и понимал, что если ведьма его заметила, то это уже совершенно бесполезно...

И тут издали раздались тяжелые шаги, и тут же стонущий голос стал звать:

- Унти! У-унти! У-у-унти! - казалось, что - это ветер завывал, но было в этом зове и еще что-то такое жуткое, от чего Михаилу тут же захотелось повернуться и бежать.

А мальчик вдруг с силой обхватил его за руку, прижался к ней своим похолодевшим как у мертвого личиком, по которому катились жаркие слезы. И он зашептал Михаилу:

- Это меня зовут Унти. Это, как будто мама меня зовет. Как бы я хотел, чтобы это была мама; только вот не мама это... Вовсе даже и не мама... Не мама... Это - это то что приходит по ночам... Оно забирает детей в страшные сны, и не из них выхода - всю вечность летать там, среди страшных видений...

И такая боль, такой ужас был в словах маленького Унти, что Михаил и позабыл про собственное несчастье - склонился к нему, обнял за плечи, хотел утешить какими-то словами, но не находил как тут можно утешить. И ему было очень жалко мальчика - жалко, что он родился и жил в таком жутком месте. И он не хотел расспрашивать, что это за "Оно" - хотелось бы только поскорее выполнить то, что он должен был, и унести с собою этого несчастного.

Но "Оно" уже было перед ним...

Мальчик уткнулся в его плечо - уже не рыдал, но тоже почувствовал, что там, за его спиною, и намертво вцепился в Михаила. А Михаил поднял голову, и увидел, что всю улицу перед ним занимает темный вихрь, он стремительно вращался на одном месте, в нем чувствовалась мощь; бессчетные же составляющие его частицы складывались в образы слишком жуткие, слишком чуждые человеческому сознанию чтобы их можно было воспринимать. Но среди этих жутких образов проступали и обычные человеческие лица. Кажется, чаще другим проступало одно женское лицо - несмотря на восковую бледность, несмотря на жуткое окружение, это лицо все-таки показалось Михаилу необычайно привлекательным. Это была одна из самых чудесных красавиц, каких ему только доводилось когда-либо видеть, если, конечно, не считать Тани. И эта красавица открывала нежные свои уста и вновь и вновь звала своего сына маленького Унти. Удивительно было очарование этого голоса - даже и Михаилу казалось, что это мать мальчика. Да и не могло быть как-то иначе! Так и хотелось сказать ему: "Что же ты плачешь? Вот твоя мама пришла, и все твои беды кончились!" - он едва так и не сказал, но тут сам маленький Унти застонал ему на ухо.

- Пожалуйста, пожалуйста не дайте мне повернуться, не дайте взглянуть в ее глаза! От этого голоса мне так хочется повернуться - так сложно сопротивляться! Пожалуйста, держите мою голову! Пожалуйста!.. Вы ведь видите прах, который там вращается - это все что осталось от тел детей, которые поддались, которые взглянули. Ну а души их там, в темно бездне!.. Пожалуйста, пожалуйста - держите меня покрепче! Уж лучше попасть в желудок Брохауре-ведьме, чем кружится с ними...

- ..У-у-у-у-нти!.. У- у-у-у-у-унти!!! - все более протяжно, завораживающе завывал вихрь - и какая же в этом вое действительно была нежность, какая материнская ласка, какое обожание.

- Пожалуйста!.. Держите!.. Не могу я больше! - взмолился ребенок.

И Михаилу пришлось перебороть себя (а это было очень нелегко, и даже кровь носом пошла) - перебороть, чтобы не поворачивать мальчика самому, но напротив, удерживать его. Сначала это, по крайней мере не требовало больших физических усилий, но вихрь все завывал и завывал - все звал его по имени, и вот уже Унти кричит безумным голосом, чтобы Михаил отпустил его, чтобы не лишал счастья быть рядом с матерью. Михаил удерживал его, хотя чувствовал, что если так будет продолжаться и дальше, то он попросту не выдержит, с ума сойдет.