Ковер - [4]

- Нет, летать я не умею. Разве что с палыми листьями закручусь, так гораздо быстрее чем бегом города мы достигнем, но только вот не спасут ваши стены от Брунира. Там он также как и здесь в тебя вцепится...

- Да, да - я это сразу почувствовал. Но ты ведь знаешь какой-то выход.

- Действительно знаю. И не выход даже, а возможность ускользнут от него, хоть и не навсегда - даже и не сомневайся, что он теперь будет продолжать преследование до тех пор, пока не доберется до тебя...

Говоря это она склонилась и стала собирать палые листья - она подбирала их своими легкими, воздушными пальцами, и листья скреплялись между собою, образовывали дивное полотно.

- Сейчас я сотку ковер, который унесет тебя от Брунира.

- Куда же унесет? - удивился Михаил.

- Да куда тебе будет угодно... Пока останется в нем сила - будет тебя нести.

- Ну, хорошо-хорошо. И ты стало быть полетишь со мною?

Он спросил это даже с уверенностью - и могло ли, право, быть так, чтобы она, Таня оставила его теперь. Но она ответила:

- Нет. Я не могу оставить родной парк без присмотра. Я просто делаю единственное, что могу сделать, чтобы помочь тебе...

- Да, да - понимаю. - удрученно проговорил Михаил. - Но, я потом вернусь к тебе.

- Ты должен нагнать Бабу-ягу и похитить у нее метлу. Это очень сложно, почти невозможно, но - это единственное, что я могу тебе посоветовать. Единственное, чем могу тебе помочь...

И тут увидел Михаил, что по щекам Тани катятся слезы - казалось, что это крапинки солнечной весны, самого прекрасного весеннего дня. И от осознания, что это прекрасное создание его любит, что это по нему льет она слезы - от этого сразу стало ему легко, и то что страшное, что предстояло ему, что окончательно должно было разрушить привычную ему жизнь - все это представлялось уже совершенно не значимым, что должно было промелькнуть в одно мгновенье - ну а после этого он непременно вернулся бы к Тане, в блаженстве.

А ковер уже был соткан. Она собрала все листья, которые находились в сфере зеленого света, и теперь они стояли на голой с выпирающими голыми корнями земле. Ковер был соткан из нескольких слоев листьев, и сам напоминал по форме огромный лист, с удобной выемкой посредине. Таня прошептала листу несколько слов, после чего отпустила - он не упал, но повис в воздухе перед нею.

- Пора. - прошептала она - словно птица в вечернем лесу последнюю песнь заходящему солнцу пропела. - Теперь он уже совсем близко...

Михаил прислушался, и понял, что земля, окружающие деревья, ветви, сам воздух - все часто-часто вздрагивает от все нарастающего топота. Ветер грохотал в изгибающихся, выпускающие последние листья кронах; черное, изгибающееся небо стремительно проносилось над их головами, и там в разрывах по прежнему зияли внимательные красные глаза. Некие, едва уловимые, но грозные тени метались на некотором отдалении среди ветвей.

Тут налетел какой-то особый, необычайно резкий, похожий на удар порыв леденящего ветра, и весеннее сияние Тани не то чтобы отступило, но как-то отступило, стало незначительным против того ужаса который надвигался.

Завороженный, смотрел он на то, как тьма в одном месте сложилась в некий темный контур, который показался ему исполинским - выше самих деревьев. Контур надвигался столь стремительно, такая в нем мощь чувствовалась, что всякая надежда на спасение тут же оставила Михаила. Вот уже распахнулась пасть - это был некий непроницаемый, в бездну уводящий темный зев. Раздался оглушительный рык, ударил порыв смрадного ветра.

Так бы и стоял Михаил до самого конца, но его взяла за руку Таня, и вдруг, как сестра, нежно поцеловала в щеку, промолвила:

- Лети же, Миша... А я задержу его...

И тогда он обернулся, увидел ее нежный, неземной лик, и поддавшись порыву, поцеловал ее в губы - от этого поцелуя почувствовал небывалый приток сил, и тут же бросился к окруженному зеленоватым сиянием ковру-листу уселся на него.

- Не оборачивайся... - молвила Таня, но он тут же обернулся.

Ковер стремительно нес его вперед по аллее, и в то же время, все выше поднимал в небо. То, что он успел увидеть заняло не больше мгновенья, но и это мгновенье многое в себя вместило.

Брунир вылетел на ту освобожденную от листьев поляну, в центре которой стояла, окутанная нежным зеленоватым сиянием Таня. И, хотя этот пес не был выше деревьев - он все-таки был много выше любых псов - он по крайней мере на две головы возвышался над Таней, которая на фоне его перекатывающихся, из тьмы сотканных боков казалась необычайно хрупкой. У Михаила был даже порыв бросится назад, погибнуть вместе с нею - такой прекрасной. Но он не успел этого сделать, так как в то же мгновенье, окружающее это место многочисленные листья встали стенами, стремительно, со свистом закружились, и вдруг, словно морские валы метнулись на штурм утеса - Брунира. Раздался яростный вой этого чудовищного пса, а дальнейшего Михаил уже не видел.

* * *

Раньше чем Михаил успел опомнится и парк, и город его остался далеко позади. Ковер нес его с невероятное скоростью, при которой встречный ветер сразу бы должен был вырвать его, закружить, метнуть на землю. Однако, Михаил совсем не чувствовал ветра - его лица касалось солнцем согретое, благоуханное дыхание, и все казалось ему, что рядом с ним по прежнему Таня.