Ковер царя Соломона - [11]

В другой раз он видел иностранного туриста, обнаружившего, что у него украли бумажник со всеми деньгами и документами. Это случилось на той же самой линии, на которой Джарвис находился сейчас, на Юбилейной, в поезде, идущем на север. Стрингер совершенно отчетливо помнил его отчаяние и возмущенные вопли на непонятном языке. Впрочем, если зашедшие в вагон люди собирались совершить что-либо противозаконное, они явно никуда не торопились, а спокойно и молча сидели, причем один – прямо рядом с Джарвисом. Невзрачно одетые мужчины среднего возраста, в мышиного цвета плащах, которые так любят эксгибиционисты.

На «Бейкер-стрит» все четверо поднялись, но из поезда не ушли, а всего лишь сменили вагон. Стрингер наблюдал за ними через стекло. Вдруг, подчиняясь внезапному порыву, он вскочил и последовал за этими людьми. То же самое повторилось на станции «Сент-Джонс-Вуд», и молодой человек начал догадываться, что это за типы. Подсказкой послужило то, как они рассматривали пьяницу, который, раскачиваясь и горланя, шатался по вагону. Обычно люди, сталкиваясь с подобным зрелищем, упорно делают вид, что ничего особенного не происходит, утыкаясь в свои газеты или подчеркнуто внимательно изучая рекламные плакаты. Но эти четверо не спускали с гуляки глаз. Казалось, он был чем-то важен для них. Когда тот вышел на станции «Свисс-Коттедж», самый молодой и высокий из четверых подошел к дверям, чтобы проследить за ним.

– Вы – «Ангелы-Хранители»?[9] – спросил Джарвис. Он всегда без стеснения заговаривал с незнакомцами. Если его что-нибудь интересовало, он тут же об этом спрашивал.

Мужчина в плаще повернулся к нему и, чуть поколебавшись, ответил:

– Нет, мы из похожей организации. Мы – «Защитники».

– Дел, наверное, по горло?

– Сегодня ночью тихо. Как и всю последнюю неделю, впрочем. Не к добру это, – сказал мужчина в плаще и добавил с надеждой: – А вы не хотите к нам присоединиться? Правда, денег за это не платят, но такая работа, как говорится, приносит большое моральное удовлетворение.

Джарвис, собиравшийся выходить на следующей станции, поинтересовался, где они проведут эту ночь. Мужчина, представившийся Джедом Лори, ответил, что на линиях Метрополитен и Хаммерсмит. На запущенной и пустынной станции «Лэйтимер-роуд» они снова пересели, и вдруг, неожиданно для самого себя, вместо того чтобы пойти за ними, Джарвис предложил Джеду и его домашнему питомцу, ястребу Абеляру, переночевать в «Школе». Лори, подрабатывавший также в центре занятости, даже побледнел, услышав о мизерной сумме, запрошенной его новым знакомым за жилье.

В итоге ястреба устроили в старом велосипедном сарае, Джед занял кабинет шестого класса, а в пятом классе расположился Питер Блич-Палмер, сын лучшей подруги матери Тины, который поселился в «Школе» в ожидании компаньона, для того чтобы вместе с ним снять квартиру в Килбурне.

Исследования Стрингера, собирающего материалы для своей книги, завели его на самый нижний уровень «Бонд-стрит». Он как раз проводил эксперимент, касающийся движения воздушных потоков в туннелях, когда наткнулся на бродячих музыкантов, игравших шотландские народные мелодии. Их было трое: один играл на волынке, другой на скрипке, а третий на флейте.

Когда они закончили вариацию на тему баллады Бёрнса, флейтист отложил свой инструмент и запел красивым баритоном. Он спел «Scotland the Brave», а потом «So Far from Islay». Он пел об изгнании и утрате, о любви к родине и страданиях вдали от нее. Все это невероятно разнилось с окружающей обстановкой метро, его шумом и толпой. Джарвис пришел в неописуемый восторг. Ему вообще очень нравились песни, все равно какие: оперы или баллады, фолк, рок или кантри, джаз, соул или блюз.

– Это было восхитительно, – сказал он певцу. – Никогда не слышал ничего подобного. Вы исполняете на заказ?

– В смысле? – не понял тот.

– Ну, знаете, как певцы в ресторанах и тому подобное. Если я вас попрошу, вы споете?

– Смотря как попросите.

И певец, симпатичный блондин лет двадцати трех или четырех, выразительно посмотрел на шляпу, лежавшую перед ним на плитках пола. Джарвис покопался в кармане и разыскал среди мелочи монету в один фунт.

– За такую сумму ему придется пропеть всю партию из «Дона Жуана» Моцарта, – сказал волынщик.

Стрингер рассмеялся. Он попросил исполнить ему ирландскую песню о любви и разлуке. Певец спел ее без аккомпанемента. А как бы здорово она звучала под аккомпанемент волынки! Когда он дошел до строфы, в которой говорилось о том, что недолго осталось ждать до дня свадьбы, Джарвиса, как всегда, охватило невыразимое чувство сопереживания, и слезы навернулись ему на глаза, несмотря на то что ни свадьба, ни жена, ни хотя бы стабильные долговременные отношения никогда не входили в число его приоритетов. Он горячо поблагодарил певца и дал ему еще пятьдесят пенни, в итоге потратив сумму, которую едва ли мог позволить себе выкидывать на ветер.

Собралась небольшая толпа, мешавшая пассажирам. Уяснив, что происходит, люди начали поднимать руки, прося спеть то одну, то другую песню. Когда певец затянул балладу и его поддержала, застонав, волынка, раздались аплодисменты. Стрингер выбрался из толпы и пошел к платформе, в надежде ощутить порыв ветра из туннеля, предваряющий появление поезда.