Ковентри возрождается - [10]

— Раз не берешь газету, так нечего ее и лапать, только пачкаешь.

Я извиняюсь и вместе с толпой пешеходов перехожу на другую сторону улицы, радуясь, что время от времени могу укрыться под чужими зонтиками. Идет дождь, унылый и колючий; через несколько минут я мокра насквозь. По краям резиновых подошв моих парусиновых туфель взбухают пузыри. Нет никакого смысла обходить лужи, и я шлепаю по ним. Не знаю, что делать с руками. Вот они, болтаются по бокам, ничего не несут, ничего не держат, ничего не толкают. Я скрещиваю их на груди, но чувствую, что эта поза неуместна: она вполне годится, когда я стою у задней двери собственного дома и дышу ночной прохладой, но совершенно ни к чему в Лондоне, в дождь да еще после полуночи. Руки в боки? Нет... слишком вызывающе. За спину? Нелепо... будто я насмехаюсь над одним из членов королевской семьи. В конце концов я оставляю их в покое, вскоре забываю про них, и они мне не мешают. Так ходят мужчины.

Указатель сообщает мне, что я нахожусь в лондонском районе под названием Камден, я о нем никогда не слыхала. Я оглядываюсь и на противоположной стороне улицы вижу сказочный замок с башнями, шпилями и причудливыми арочными окнами. Вестминстерское аббатство? Значит, за ближайшим углом Темза? И тут я замечаю на прекрасном здании знакомую вывеску: «Вокзал Сент-Панкрас» — какая же я дуреха! Неподалеку вроде бы Букингемский дворец? А где же площадь Пиккадилли? Я думаю о детях. Каково им будет, когда они узнают, что мать у них — убийца? Мне нужна куртка, сигарета, чашка чая, зонт, кусок мыла и стул. Я иду дальше. Здания кружатся над моей головой. Мне их не обойти; их слишком много, они слишком высоки. Они построены из грязно-желтого кирпича, а я привыкла к красному. Неприветливые здания, чересчур важные: главные управления и официальные резиденции, а дальше магазины с невозможными, немыслимыми ценами.

Лондон меня пугает, я хочу домой. Ноги мои окоченели, я не знаю, куда идти, на какую улицу свернуть. Я хочу перемотать обратно видеокассету моей жизни и проснуться вчера утром. Плакать я не могу; сердце в груди заледенело. О том, чтобы сдаться полиции, и речи быть не может. Я совершила очень дурной поступок, и я буду наказана; но я сама себя накажу. Незачем закону вмешиваться в то, что стало теперь моим частным делом.

4. ВОЛНЕНИЕ В ПЕРЕУЛКЕ БАРСУЧЬЯ РОЩА

Грета стояла у плиты, помешивая консервированный рисовый пудинг, как вдруг дверь с грохотом распахнулась, и из темноты в резком свете флуоресцентных ламп появилась Морин.

— Ковентри убила Джеральда Фокса!

— Ковентри?

— Да!

— Убила?

— Да!

— Джеральда Фокса?

— Да!

— Ковентри убила Джеральда Фокса?

— Да!

Взрыв восторга заполнил кухню. Обе женщины, ошарашенные, дрожащие, но одновременно возбужденные и счастливые принялись болтать. Жизнь Ковентри была заново исследована на предмет более ранних проявлений агрессивности. Грета припомнила случай, когда Ковентри резко разговаривала с ней.

Грета заметила тогда, что Дерек не заслуживает такой женщины, как Ковентри,— она, по мнению Греты, моложе, красивее, приятнее Дерека и гораздо интереснее и умнее его.

Ковентри ответила с большим раздражением, что Дерек женился на ней, когда она была невежественной девчонкой, которая то и дело теряла работу, жила у родителей и вынуждена была во всем их слушаться. Дереку между тем было двадцать шесть лет, он имел хорошее положение, перспективную работу и уже стоял в очереди на квартиру в муниципальном доме.

На что Грета сказала: «Подумаешь, делов-то!» Ковентри выбежала из Гретиного дома и с силой хлопнула дверью. Не очень убедительно, драматичности не хватает, но две минуты на эту историю потратить можно. Обе женщины почувствовали собственную значимость и важную роль в этих волнующих событиях; в конце концов, они были лучшими подругами Ковентри.

Они перешли в комнату и стали смотреть, как к дому Фоксов подъезжают служебные машины. Грета подсчитала: три «скорых помощи»; пять полицейских машин; один белый полицейский фургон; пожарная машина (неужели Ковентри еще и поджог учинила?); три обычных машины, а в них шесть мужчин в обычной одежде; и, наконец, хлипкий «ситроенчик», в котором сидела броско одетая сотрудница городской социальной службы На улице не видели ничего подобного с тех пор, как одна свадьба приняла скверный характер и приостановила движение транспорта, пока мужчины со стороны жениха и со стороны невесты, выясняя отношения, дубасили друг друга. Грета и Морин вышли из дому и присоединились к куче соседей, толпившихся за веревочным ограждением, натянутым полицейскими. Время от времени все головы поворачивались к дому Дейкинов, где вот-вот должен был появиться после работы муж убийцы.

5. Я ВСТРЕЧАЮ м-ра ПЕРИУИНКЛЯ

Два часа ночи. Я сижу у ворот лондонской клиники болезней ног на площади, которая называется Фицрой-сквер. Больше я не могу сделать ни шагу, но дождь перестал, и одежда на мне подсохла. Я рада и такой малости. К полному своему восторгу, у входа в клинику я обнаружила три крепких резинки. Одной я связала влажные волосы в «конский хвост», а двумя другими стянула складки лишней ткани, болтающейся у меня по щиколоткам. Брюки имели клеш невероятной ширины. Я один только раз надела их как-то на выход, и вдруг поднялся сильный ветер и вздул избыточную ткань. От колен до пят я стала похожа на галеон под полными парусами. Дерек обрадовался, когда эти брюки были понижены в ранге и стали рабочей одеждой для чистки дымохода. Он терпеть не может сверхмодных вещей. Они выбивают его из колеи.