Ковчег - [20]

— Ну, что это за девчушка, вы, надеюсь, уже получили возможность понять, — сказал Небрат. — А насчет, как вы изволили выразиться, божьего одуванчика… Да будет вам известно, что таксист, он же капитан милиции в отставке Владимир Варенцов, мастер по самбо, между прочим, и обладатель черного пояса по каратэ, так и не довез его до больницы. Вот так-то, господин защитник одуванчиков!

— И что же случилось? — не понял Еремеев.

— А то, что по дороге пропал Варенцов. Наше агентство уже наводило справки — ни в одну больницу они со стариком не заезжали. Ладно бы один старик пропал — но Варенцов!.. Да его умыкнуть — взвода спецназа не хватит! Однако оба словно растворились в воздухе. И вы при сем изволите говорить — божий одуванчик!

На какое-то время Еремеев примолк, потрясенный. Потом спросил:

— А в лавку к старику не наведывались?

— Уж без вас бы никак не догадались! — отозвался Небрат. — Еще позавчера!.. Только нет уже там никакой антикварной лавки. Дверь нараспашку, все барахло антикварное исчезло, и в подвале пусто. Как вам нравится такая оперативность?

Еремеева только и хватило проговорить озадаченно:

— Да-а…

— Ладно, — махнул рукой сыщик, — мне вас еще на ноги подымать надо. Отравление газом, поверьте, не шутка. Вам нужно жидкости пить побольше, чтобы вся эта гадость из организма поскорей ушла. Я сейчас… — С этими словами удалился из комнаты, и было слышно, как он за дверью открывает погреб.

Лишь теперь Еремеев как следует пригляделся к обиталищу Небрата. Обстановка комнаты была самая что ни есть спартанская: кроме шаткого кресла, в котором он, Еремеев, сидел, и заправленной раскладушки — видимо, того единственного ложа, о коем сыщик упоминал — да развалюхи-шкафа, никакой другой мебели не было. Убогость жилища усугубляли серые стены, некрашеные дощатые полы, задернутые холщовые занавески и голая лампочка под потолком. Не за что было уцепиться взглядом, чтобы сделать вывод о каких-нибудь пристрастиях или привычках сыщика, кроме разве что его привычки к аскетической донельзя жизни.

Еремеев с трудом встал, раздернул занавески, чтобы определить, в каком районе столицы он находится… и не увидел за окном Москвы. Поляна, пруд и лесок за ним — вот и все, что он смог узреть. Господи, куда завез его этот Небрат? Еще более, чем тогда, в подвальной зале на Щитораспределительной улице, во время разговора с вундеркиндом Ниной, он почувствовал себя исчезнувшим из реальной жизни.

Детектив вернулся через минуту с литровой банкой холодного кваса в руках.

— Постарайтесь выпить все целиком, — сказал он, — должно полегчать.

Еремеев последовал его совету. После того, как осушил банку, — при этом сыщик приговаривал: "Вот так, молодцом! До дна, до дна! Увидите, как сейчас полегчает", — головная боль в самом деле начала понемногу отступать. Правда, голова теперь стала слегка покруживаться, и это кружение мешало ему ухватить то, что давно уже процарапывалось у него в сознании смутным беспокойством.

— Вы здесь живете? — спросил он.

— Да, с некоторых пор, — ответил Небрат. — Пришлось, знаете ли, не так давно уйти из семьи, бывают такие ситуации. Вот сюда и переселился. Моя, так сказать, фазенда. Место называется Неваляево, совсем, кстати, недалеко от Москвы.

— Неваляево?.. — проговорил Еремеев. — Что-то никогда не слыхал про такую станцию.

— А станции такой и нет, — сказал детектив. — Железнодорожная ветка отсюда километрах в пяти, а ежели знать дорогу вон через тот лесок, то и вовсе получится километра три, никак не больше. Я уж к этому неудобству привык, даже приятно утречком пройтись до электрички. Зато воздух, согласитесь, воздух какой!

— Да… — из вежливости согласился Еремеев, хотя как раз воздуха-то он и не ощущал. В комнате пахло пылью и затхлостью, а окно было наглухо закрыто да и вообще, кажется, не открывалось, поскольку не имело ни створок, ни форточки. Пейзаж с прудиком и лесом также не особенно радовал его: в Москве он чувствовал бы большую уверенность в себе и защищенность, чем в этом неведомом, оторванном от мира Неваляеве.

Однако все-таки что так неотвязно беспокоило его?..

— Ну как, лучше вам? — заботливо поинтересовался Небрат.

— Пожалуй, — кивнул Еремеев. И спросил: — Так по-вашему, исчезновение Нины Кшистовой и моей жены каким—то образом связаны?

— Во всяком случае, — ответил сыщик, — моя версия именно такова. И согласитесь, она отнюдь не беспочвенна. Во-первых, одинаковая загадочность обоих исчезновений, во-вторых, то обстоятельство, что из всей десятимиллионной Москвы Нина Кшистова отчего-то не с кем иным, как именно с вами, вышла на связь. Такие вещи — вы, надеюсь, не станете возражать — никак нельзя отнести к числу случайных совпадений.

— Но Нина, насколько я понял, — проговорил Еремеев, — исчезла в некотором смысле добровольно. Неужели вы хотите сказать, что и моя жена?..

Лицо сыщика мигом нахмурилось.

— Стоп! — сказал он. — Стало быть, Нина Кшистова все-таки успела поведать вам кое о чем существенном. Давайте-ка извольте — все по порядку, не опуская ни одной детали. Что именно успела она вам сообщить о своем исчезновении?

Еремеев замялся. Почему-то не хотелось передавать этому все-таки весьма подозрительному Небрату то, что осталось в памяти из той беседы с умненькой и прелестной девушкой.