Ковчег 47 Либра - [5]
— Шестьдесят световых лет? Это значит, сейчас ты изучаешь тот свет, который был испущен, когда я здесь лежал?
— Да, именно это оно и означает… Слушай дальше. Когда я обнаружил этот пик, проект решили закрывать. «Дарвин» уже поработал больше двадцати лет. Кончалось топливо для микродвигателей, солнечные батареи дышали на ладан, часть электроники приказала долго жить. Нужна была космическая экспедиция сервисной бригады за два миллиона километров. Казалось бы, не бог весь что, каких-то полтора миллиарда — дешевле, чем полет на Луну в оба конца. И тут началось глобальное нытье: экономика в рецессии, есть более насущные потребности, жизнь все равно не нашли, цель продолжения эксперимента непонятна…
— Как это может быть непонятна такая цель? Они что, рехнулись?
Оба задумались, глядя на реку глазами Марка-старшего. Далеко у правого берега плыл трехпалубный туристический теплоход. Точно такие же здесь плавали и во времена Марка-младшего на фоне тех же гор, под такими же облаками. Те же запахи, тот же покой. Будто ничего не изменилось за шестьдесят лет. Как бы не так!
— Рехнулись, говоришь… Да нет, скорее просто потухли. Это ты жил в хорошее время, когда цель всегда была ясной и яркой. Но хорошие времена имеют свойство проходить, как и молодость. Огонька не хватает на многие поколения. Вот и начинается глобальное нытье по поводу непонятных целей. Короче, если бы проект закрыли, я бы так и остался со своим едва проклюнувшимся пиком на периоде 27,2 суток. Но мы победили, потому что выступали везде, где можно, объясняли и убеждали. В результате добровольцы организовали специальный фонд поддержки экспедиции, куда люди вносили по сто, даже по 20 долларов. Конечно, так полтора миллиарда не собрать, но правительства стран, участвующих в проекте, видимо, устыдились и скинулись на сервисную экспедицию.
Бригада отлично справилась с задачей — с тех пор «Дарвин» работает уже 15 лет, лучше, чем раньше. И чистых четыре года из этих 15 он наблюдал 47 Либра. Мой пик вырос и стал неубиенным, иными словами, статистически значимым. Он говорит о том, что мы точно что-то видим на поверхности вращающейся планеты. Но что? Я построил среднесуточную кривую яркости. Но на ней ничего не было видно! Это уже казалось мистикой! И тут я случайно увидел снимок Земли из космоса. И на нем — солнечный блик в океане. И в этом блике — едва ли не четверть яркости всего изображения Земли! И как я раньше не догадался?! Я бегом добрался до компьютера и за 10 минут поменял точку отсчета фазы вращения. Эта задача и тебе по силам — определить, где на планете должен находиться блик, и отсчитывать поворот планеты от этой точки, которая меняется со временем года. И через полчаса у меня была выразительная кривая с «корытом» в одну треть суток и плато в две трети. Это значит, что две трети окружности планеты покрывает океан, а одну треть — материк. Океан и материк на планете за 60 световых лет, представляешь?! Но это очень приблизительно — картина должна зависеть от широты — ведь блик в разное время года появляется на разной широте. Мы знали параметры орбиты, но не знали наклона оси вращения планеты. И лишь накопив данные за пять лет — два года до экспедиции и три после, мы сумели восстановить и наклон оси, и примерную географию планеты от 20 градусов южной широты до 50 градусов северной. В северном полушарии там один гигантский материк, покрывающий до половины окружности планеты. Он сужается к югу, а в южном полушарии появляется еще один материк поменьше. Но, возможно, дальше к югу он становится шире — туда мы не можем заглянуть. Этот блик звезды нарисовал нам примерную географию планеты, как луч древнего телевизора. Или, точнее, как луч сканера. Вращение планеты — как горизонтальная развертка, сезонное движение блика по широте — как вертикальная.
— Потрясающе! И это все мне предстоит сделать?!
— Предстоит, предстоит…
— А твоим именем что-нибудь назвали? — с робкой надеждой спросил Марк-младший.
— Был один анекдотический случай, слава богу, не состоявшийся. На недавнем юбилее один крупный чиновник от науки предложил назвать 47 Librae b Сели́ной. У меня волосы встали дыбом — такой пошлости я никак не ожидал, готов был провалится от стыда. А народ поддержал, зааплодировал. Потом с грехом пополам отбился, вроде история с переименованием затихла.
— А почему это пошлость? Ведь звучит красиво — как Селена.
— Да, хоть ты и читал хорошие книжки, но со вкусом у тебя, помню, была серьезная проблема. Боже, какую музыку ты слушал! Попса убогая! Ну да ладно, это скоро пройдет. Давай лучше о другом.
— А как с Марсом? Ведь туда скоро должны полететь!
— С Марсом, как ни странно, все в порядке. С ним куда лучше, чем с Землей. Там уже больше тысячи человек, часть которых там и родилась. И они оттуда никуда не собираются улетать. Предрекали: жизнь на Марсе страшней срока в любой земной тюрьме. Но дело в том, что осмысленная созидательная жизнь в тюрьме лучше пустого времяпровождения в самом распрекрасном раю. Они создают новый мир и, между прочим, быстро расширяют стены своей «тюрьмы». У них там уже атомная электростанция, работающая на марсианском уране, мощная землеройная техника, огромные залы под крышей десятиметровой толщины — крыша держится давлением снизу от накачанного воздуха.
