Коварный лед - [34]

— И ваши дела шли успешно?

— О да!.. Теперь вы, конечно, хотите узнать, чем именно я занимался. Так вот, я выполнял функции посредника при пересылке корреспонденции лицам, живущим за границей. В определенный срок я находил в своем почтовом ящике адресованные мне конверты разных цветов. Я должен был разложить их по конвертам с новыми адресами и сдать на почту. Работка непыльная, но денежная, ее первому встречному не поручишь.

— Пересылка шпионских сведений?

Фрюкберг неопределенно пожал плечами.

— Почем я знаю? У меня хватило ума не вскрывать конвертов; ведь, как бы аккуратен я ни был, мои корреспонденты все равно бы узнали.

Ван Хаутем достал из ящика письменного стола распечатанную коробку пудры и передал ее через стол арестованному. Фрюкберг не выказал ни удивления, ни страха; он спокойно взял коробку и с интересом посмотрел на изящный цветочный орнамент. Затем открыл крышку и понюхал. Потом без особой заинтересованности прочел название фирмы на внутренней стороне крышки.

— Вам, наверно, встречались раньше такие коробки? — спросил Ван Хаутем, видя, что Фрюкберг молчит.

— Вполне возможно. Это продукция фирмы «Курто», распространяемая в Амстердаме Ивером, который проживает в пансионе Фидлера. Он расскажет лучше меня.

— Эта коробка была найдена в вашем прежнем номере. И с ней еще сорок девять точно таких же. В тайнике!

Фрюкберг поднял голову и внимательно взглянул на следователя, как бы пытаясь понять по его лицу смысл этих слов. Затем сказал — медленно, с расстановкой:

— Я верю, вы говорите правду, а не выдумываете небылицы, чтобы запутать меня. Ну что же, я категорически утверждаю, что ничего не знаю ни о каких тайниках в моем номере и не имею отношения к найденным вами коробкам с пудрой. Всякие попытки получить от меня по этому вопросу другие показания будут пустой тратой времени.

Слух у комиссара был острый, натренированный. Ясно, Фрюкберг не намерен признаваться, что морфий хранился в его комнате и с его ведома. Убедившись, что надо внимательно прислушиваться к каждому слову арестованного, Ван Хаутем мысленно отметил его замечание, что подробности о коробках может рассказать Ивер. Пудру он снова убрал в стол.

— Зачем вы сегодня ночью проникли в пансион и нанесли телесные повреждения Терборгу?

При этом вопросе Фрюкберг чуть сгорбился, как человек, волею обстоятельств поставленный в неловкое положение и не имеющий понятия, чем же объяснить свои поступки. Было заметно, что он чувствует себя неудобно и предпочел бы промолчать. После некоторого колебания он вроде бы переборол себя, но слова не шли с языка, и он только беспомощно смотрел на следователя. Комедию ломает, подумал комиссар, с интересом наблюдая за сменой выражений его лица, но, должен сознаться, делает он это артистически!

Ван Хаутем терпеливо ждал, а швед, жестом попросив разрешения закурить, задумчиво выпустил несколько клубов дыма. Наконец Фрюкберг, кажется, решился. Он облокотился на стол и наклонился к собеседнику.

— История довольно необычная, — со смущенной улыбкой начал он. — Настолько необычная, что я заранее уверен, вы ей не поверите. Надеюсь, вы позволите мне сделать маленькое, но необходимое вступление. Видите ли, в течение ряда лет у меня была привычка завтракать в двенадцать часов в ресторане «Порт ван Клеве». Я там уже постоянный клиент, и кельнер, как правило, оставляет для меня отдельный столик. Только иногда, когда уж очень много народу, ко мне подсаживаются другие. Ну вы знаете, как это бывает. Слово за слово, завязывается разговор. Пустой, поверхностный. Несколько недель тому назад ко мне, вот таким образом, подсел один француз. До этого я никогда его не видал. Какое-то время мы болтали о том о сем, потом он представился: Арман Кергадек. На следующий день он опять подсел ко мне, уже как бы по привычке. Видимо, с определенной целью. Он тут же ее открыл. Его миссия в Амстердаме закончена, и дела вынуждают его в тот же день вернуться в Париж. Зная, что я постоянно живу в Амстердаме, он хотел бы попросить меня об одном одолжении. Первого декабря проездом в Копенгаген он будет в Амстердаме и был бы мне весьма благодарен, если бы я согласился принять от него небольшой пакетик, предназначенный для его друга, некоего Джека Макдоналда, который должен прибыть в Амстердам примерно второго декабря пароходом из Западной Африки. Отправлять пакет почтой рискованно, потому что его содержимое адресату очень дорого и важно. Надежнее всего передать пакет из рук в руки, и он надеется, что, несмотря на наше столь непродолжительное знакомство, я окажу ему эту услугу. Делать мне ничего не надо, Макдоналд сам найдет меня в моей конторе или дома. Если я согласен и дам свой адрес, Кергадек по телеграфу известит своего друга о нашей договоренности.

Некоторое время Фрюкберг с печальной улыбкой смотрел перед собой.

— Что делать в подобном случае? Даже если ты и против деловых отношений с совершенно незнакомыми людьми, без риска прослыть невежливым в такой просьбе очень трудно отказать. И вот я дал ему свои адреса на Ниувезейдс Форбюрхвал и на Регюлирсграхт и обещал содействие. Теперь, после всего, что случилось, я, конечно, жалею, что впутался в это дело. Только что, при обыске, ваши люди отобрали у меня мои вещи. Среди них вы найдете записную книжку, а в ней, под первым декабря, пометку: «Пакет от Кергадека для Макдоналда!» Благодаря этому я не забыл своего обещания незнакомцу, но личные обстоятельства вынудили меня первого декабря неожиданно покинуть комнату у Фидлера и искать приюта в другом месте. В этот день я не смог в обычное время позавтракать в «Порт ван Клеве» и даже побывать в своей конторе. После некоторых поисков я нашел номер в гостинице «Гронинген» на улице Принс Хендриккаде и имел там деловые встречи, которые задержали меня дольше, чем я рассчитывал. А обещание, данное Кергадеку, совсем вылетело из головы. Целый день я был занят по горло и только к вечеру, около шести часов, выбрал время послать несколько телеграмм. Выходя из почтамта, я лицом к лицу столкнулся с французом, и тут мне как в голову ударило: ведь я его подвел!