Коварное оружие - [3]

Старик выбрал для своих опытов микрококка, называемого чудесной палочкой. Этот микроорганизм безвреден для человека, распространен во всех странах света, любит приживаться на срезах картофеля и хлебе. Вырастая на подходящих питательных средах, чудесная палочка дает колонии ярко-розового цвета, которые потом принимают кроваво-красный оттенок. Поэтому на чашечках Петри они ясно выделялись среди других колоний микробов, уловленных ассистентом вчера вечером на площади Согласия.

Старик считал только розовые пятнышки колоний. Он был опытен, и ему не нужен был микроскоп, чтобы убедиться в наличия тысяч экземпляров чудесной палочки, составлявших еле заметную розовую крупинку на блестящей поверхности питательного агара. Розовые крупинки умещались среди других разноцветных колоний — синеватых, желтоватых, опаловых, круглых, звездчатых. И в центре каждой был микроб — родоначальник колонии.

На клочке бумаги старик записал число всех колоний чудесной палочки и ненужные теперь ему чашечки вскипятил в большой кастрюле на электроплитке. Потом он старательно перетер пустые чашечки полотенцем. Грязную воду вылил в раковину, спрятал чашечки и кастрюлю.

— Я не сказал бы, — бормотал старик, смотря на клочок бумаги, — что превосходно, но все-таки… Подождем результатов сегодняшнего разбрызгивания…

И снова вечером явился Поль с новой порцией контрольных колоний чудесной палочки, разбрызганной в три часа дня на площади Республики.

— Девятка снабжен материалом и инструкциями, — доложил он старику, представляя чашечки Петри.

— Вы были довольны им сегодня? — спросил тот, запирая термостат.

— О да… Девятка — один из способных наших агентов. Он не рассуждает, а это самое ценное. Он разбрызгает, что угодно, чтобы только эти самодовольные парижане чихнули как следует.

— Хорошо. Есть у вас в распоряжении еще такие же способные люди?

— Есть.

— Пусть девятка завтра работает один. К тому же район военной школы требует осторожности, и лучше пусть девятка…

— Понимаю… Даже если его сцапают, он отлично прикинется дурачком и не проболтается. Могу удалиться? У меня деловое свидание…

— Не задерживаю.

На следующий день старик аккуратно занимался подсчетом новых колоний чудесной палочки. На некоторых чашечках они почти сплошь покрывали розовым налетом поверхность агара. На промокательной бумаге старик небрежным случайным почерком написал: 42-31. Это было похоже на телефонный номер. Потом он подумал и приписал несколько слов. Получилась как бы для памяти расходная запись: Ужин в Мулен-Руж 42 франка 31 сантим. Это выглядело правдоподобно, даже характеризуя естественную старческую педантичность.

А девятка как раз в эту минуту на другом конце Парижа усаживался в экипаж Жана Корво, придерживая в кармане легкий груз стеклянных наперстков.

— Мсье сегодня один? — любезно осведомился кучер, приподнимая свою лакированную шляпу.

— Как видите, — так же любезно ответил девятка. — Мой приятель через час будет ждать где-нибудь на пути. Поезжайте прямо, не сворачивая…

— Да, мсье, — охотно отозвался Жан Корво и тронул лошадей.

Ворона, кажется, заинтересовалась нашими физиономиями, — думал девятка о кучере. — Недаром меня послали одного с этими проклятыми палочками.

Потом он подумал, что, может быть, миллиарды чертей, сидевших в его кармане, вовсе не чудесные палочки, а холерные запятые, а иметь дело с холерой что-то не хочется. Навстречу экипажу шел взвод зуавов с ружьями на плечах, и девятке показалось, что усатый капрал подозрительно покосился на него.

Над Высшей военной школой реял самолет. Девятка прищурился на небо и больше по привычке, чем по необходимости, профессионально определил тип машин: Учебный. Старая туфля. Тупой мозг девятки медленно переваривал впечатления, и он чуть не забыл, что пора действовать. Экипаж проехал уже мимо военного плаца. Но только что девятка вытащил первый наперсток, как часовой, бравый пуалю в парусиновой каскетке, крикнул кучеру:

— Подстегни своих кляч!

Экипаж рванулся вперед. Перед девяткой совсем близко мелькнуло лицо часового, с насмешкой пробормотавшего:

— Везет словно покойника.

Девятка был суеверен, и под ложечкой у него уныло засосало, как с похмелья: Жан Корво усердствовал, нахлестывая лошадей. Перед светофором жезл полицейского преградил путь.

— В следующий раз я оштрафую вас за быструю езду, — заметил полицейский кучеру. — Ваши лошади, вероятно, долго работали в цирке, но их галоп здесь не разрешается…

Девятка был взбешен шутливым тоном полицейского. Он выскочил за светофором около кафе, сунул деньги кучеру, не спрашивая сдачи. Овладел собой он только в уборной, где отправил в канализацию весь запас данных ему бактерий. Бокал вина освежил его, и он вышел на улицу совершенно спокойный, но упоминание часового о покойнике оставило кислый усадок. А когда навстречу ему попался мирный кюре с молитвенником, девятка, незаметно сплюнул и перебежал на противоположный тротуар, чтобы тотчас же попасть в объятия Поля.

— Я еле догнал вас на такси, — проговорил Поль. — Что случилось?

Девятка только пожал плечами:

— Ровно ничего. Я расправился с палочками. Они теперь усеяли весь плац-парад, ручаюсь. Но кучер пьян, и я не советовал бы на следующий раз…