Коулун Тонг - [61]
Улыбнувшись Чепу, она похлопала по стулу рядом с собой, у стола, где поднимался пар над ее чаем.
— Мистер Чак — продолжала она, безостановочно подчеркивая клички лошадей, не поднимая головы. — Бедный старик Геннерс. Может, и верно говорится «Живешь — ни в грош ни ценят; помрешь — враз хватятся», но если б мистер Чак не протянул ноги, светил бы нам сейчас миллион гиней? Было бы у нас «все чудесно, чего и вам желаем»? Вряд ли.
И вновь слово «миллион» в ее устах придало ей нелепый гаерский вид; ляпсус еще почище всех ее избитых пословиц и простонародных выражений. Словом «миллион», а тем паче «миллион гиней» — те, кто его употребляет, выдают себя с головой. От банкиров его услышишь редко, зато пассажиры жестких скамеек на верхнем ярусе трамваев, зажимающие в кулак, чтобы не потерять, билеты за тридцать центов, бормочут «миллион» не переставая.
— Красота, — продолжала она. — Вот что, Чеп, выпей-ка чашечку чаю и ешь овсянку, пока не остыла. Ван!
Явился Ван, по своему обыкновению ступая боком и сутулясь. Нервно улыбаясь, спросил:
— Мисси?
— Хозяин хочет овсянки. И принеси еще горячей воды — подлита в чайник, будь уж так любезен.
Когда это Чеп сделался хозяином?
Чеп остался стоять. Сказал:
— Да я уже ухожу.
Все его мысли были заняты Мэйпин: он почти видел, как она слегка склоняет набок свою маленькую головку, чтобы лучше расслышать его стук или звонок телефона.
Мать не сдавалась — она выпятила челюсть, заиграла желваками. Лицо у нее было бледное от природы, мясистое — в минуты покоя ни дать ни взять пудинг; но неудовольствие она умела изобразить отменно, выучившись этому искусству у разных премьер-министров Великобритании двадцатого века, которых Чеп знал по фотографиям. Его мать умела смотреть ледяным взглядом Тэтчер, надувать губы на манер Гарольда Вильсона, лихо, как Джим Каллахан, вскидывать подбородок. А ее нос — крючковатый, розовый — был точь-в-точь нос Эдварда Хита. Теперь, с выдвинутой вперед нижней губой, с вздрагивающими желваками, она была Черчиллем, и Чеп знал: это означает запрет.
— Но мне нужно заскочить на фабрику.
Мать все с той же выпяченной губой сказала:
— И думать не смей, зайчик мой.
— Мама, — просительно, почти жалостно протянул он.
— Сегодня скачки.
— На дороге — сплошная пробка, до самой Ша Тинь!
— А «Счастливая долина»? Возьмем такси. Как в старые времена.
— Первый заезд в полтретьего, — вступил Чеп в переговоры. — Сто раз успею вернуться с фабрики.
— Садись, Чеп, и ешь завтрак, — ответила она, вновь уткнувшись в программу скачек. — Через час придет Монти.
— Он-то чего от нас хочет?!
С деланной неохотой, словно Чеп заставлял ее отвечать насильно, она подняла лицо и подарила ему исполненную презрения улыбку.
— Он-то чего от нас хочет?! — повторила она, передразнивая. (А Чеп подумал: если у нас с Мэйпин когда-нибудь будет ребенок, я никогда не буду ни насмехаться над ним, ни передразнивать его слова.) — Он хочет нам помочь. Он хочет обсудить продажу фабрики. Хочет довести до конца дело с Хуном. Неужели сам не понимаешь? Мы его клиенты, вот он нас и курирует.
«Курирует», значит. Еще одно слово, которого он в жизни не думал услышать от матери; Чеп удовлетворенно отметил про себя, что, произнеся «курирует», она расписалась в своем полном идиотизме.
— Хун — подонок, — сказал Чеп. — Хуже подонка.
— Он покупает. Мы продаем. Деньги он выкладывает на бочку. Остальное не важно. И ты еще называешь себя бизнесменом?
Какая мудрая коммерческая прагматичность для женщины, которая всю жизнь вязала свитера, платила букмекерам, да еще учила повара-китайца печь овсяные лепешки, правильно обрезать горбушки для сандвичей с селедочным маслом и выкраивать лишний бутерброд, опуская кончик батона в масленку.
— И много ли ты знаешь о Хуне?
— Ровно столько, сколько хочу знать. Хватит, завтракай давай.
Глотая овсянку, Чеп нервно репетировал грядущую поездку в Коулун Тонг. Если он поедет прямо сейчас, утром, что утешительного он скажет Мэйпин? Ничего. Там она в полной безопасности — и сама это сознает, кроме того, для швеи с ее стажем фабрика вообще второй дом. Надо действовать, надо ее увозить. Теперь Чеп почти перестал страшиться, что она пойдет в полицию и обвинит мистера Хуна в убийстве А Фу. Мэйпин слишком уж напугана; также она понимает, что исчезновение подруги, конечно, трагедия, но взамен у нее появился он, Чеп. Мало того, появилось будущее.
В одиннадцать приехал Монти: извинился за опоздание, похвалил вид из окон, сказал то, что при виде пожарной части говорили почти все: «Если что загорится, вам бояться нечего — под самым-то носом у пожарных». Но эта картина: Монти, расстегивающий портфель не в помещении своей конторы в Хатчинсон-хаусе, а в гостиной Альбион-коттеджа, — как-то усугубляла ощущение, что продажа «Империал стичинг» Хуну — дело темное, противозаконное, левое. Если у матери Чепа прорезалась претенциозно-наивная деловая хватка и усилилась страсть к скачкам, в Монти проглянуло что-то зловещее, коварное. А всему виной — тлетворное влияние Хуна.
Чеп сидел поодаль и наблюдал, как мать берет командование на себя, суетливо напяливает маску Маргарет Тэтчер.
Череда неподражаемых путешествий «превосходного писателя и туриста-по-случаю», взрывающих монотонность преодоления пространств (от Лондона до Ханоя («Великий железнодорожный базар»), через Бостон в Патагонию («Старый Патагонский экспресс») и далее) страстью к встрече с неповторимо случайным.«Великолепно! Способность Теру брать на абордаж отдаленнейшие уголки Земли не может не восхищать. Его описания просто заставляют сорваться с места и либо отправляться самолетом в Стамбул, либо поездом в Пномпень, либо пешком в Белфаст… Особо подкупает его неповторимое умение придать своему рассказу о путешествии какую-то сновидческую тональность, дать почувствовать через повествование подспудное дыхание теней и духов места».Пико Айер.
«Моя другая жизнь» — псевдоавтобиография Пола Теру. Повседневные факты искусно превращены в художественную фикцию, реалии частного существования переплетаются с плодами богатейшей фантазии автора; стилистически безупречные, полные иронии и даже комизма, а порой драматические фрагменты складываются в увлекательный монолог.
«Ничто не возбуждает меня так, как гостиничный номер, пропитанный ароматами чужой жизни и смерти… Я хочу оставаться в этом отеле. Здесь много этажей, много историй…» Гавайский «Декамерон» современного американского писателя Пола Теру (р. 1941) «Отель „Гонолулу“» смешон, трагичен и трогателен одновременно: это книга о сексе, любви и смерти. Мы никогда не знали Гавайи такими — рай на земле, пристанище чудаков, маньяков и потрясающе красивых женщин.
«Старый патагонский экспресс» — это множество пугающих и опасных тайн двух континентов в книге Пола Теру, профессионального путешественника с мировым именем, автора сценариев к популярным фильмам «Святой Джек», «Рождественский снег», «Берег Москитов» с Гаррисоном Фордом, «Улица полумесяца», «Китайская шкатулка».Блеск и нищета самых загадочных и легендарных стран Центральной Америки — Гондураса, Колумбии и Панамы, футбольный угар в задавленном нищетой Сальвадоре, неподвластные времени и белому человеку горные твердыни инков в Чили, скрытый под маской мецената оскал военного диктатора в Бразилии.«Старый патагонский экспресс» — один из его нашумевших бестселлеров, завораживающее своей неподкупностью описание приключений романтика-одиночки, не побоявшегося купить билет и сесть на поезд, чтобы оказаться на краю земли.
Жаркое лето Чикаго. Газеты пестрят кричащими заголовками об убийце, которого журналисты прозвали «Вольфман». Он убивает женщин достаточно изощренным способом — привязывает их к стулу и закусывает до смерти. Все попытки полиции найти преступника тщетны. Кто же станет его следующей жертвой маньяка?Паркер Джагода — преуспевающий специалист в области недвижимости. Работает в процветающей компании в районе Лоуп в самом сердце Чикаго, счастлив в браке, живет в престижном районе. Но у каждого есть свой скелет в шкафу, Паркер в тайне от всех дает объявления в газете в рубрике «Знакомства», его неуемную сексуальную фантазию жена уже не в силах удовлетворить… Ему нужно гораздо больше, и эта ненасытность и буйство воображения приводят его к мучительным страданиям, к пределам вины и раскаяния.Пол Теру создал шедевр, пронизанный нервным эротизмом, историю об убийстве и его последствиях.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Книга эта в строгом смысле слова вовсе не роман, а феерическая литературная игра, в которую вы неизбежно оказываетесь вовлечены с самой первой страницы, ведь именно вам автор отвел одну из главных ролей в повествовании: роль Читателя.Время Новостей, №148Культовый роман «Если однажды зимней ночью путник» по праву считается вершиной позднего творчества Итало Кальвино. Десять вставных романов, составляющих оригинальную мозаику классического гипертекста, связаны между собой сквозными персонажами Читателя и Читательницы – главных героев всей книги, окончательный вывод из которого двояк: непрерывность жизни и неизбежность смерти.
Майкл Каннингем, один из талантливейших прозаиков современной Америки, нечасто радует читателей новыми книгами, зато каждая из них становится событием. «Избранные дни» — его четвертый роман. В издательстве «Иностранка» вышли дебютный «Дом на краю света» и бестселлер «Часы». Именно за «Часы» — лучший американский роман 1998 года — автор удостоен Пулицеровской премии, а фильм, снятый по этой книге британским кинорежиссером Стивеном Долдри с Николь Кидман, Джулианной Мур и Мерил Стрип в главных ролях, получил «Оскар» и обошел киноэкраны всего мира.Роман «Избранные дни» — повествование удивительной силы.
Роман А. Барикко «Шёлк» — один из самых ярких итальянских бестселлеров конца XX века. Место действия романа — Япония. Время действия — конец прошлого века. Так что никаких самолетов, стиральных машин и психоанализа, предупреждает нас автор. Об этом как-нибудь в другой раз. А пока — пленившая Европу и Америку, тонкая как шелк повесть о женщине-призраке и неудержимой страсти.На обложке: фрагмент картины Клода Моне «Мадам Моне в японском костюме», 1876.
«Здесь курят» – сатирический роман с элементами триллера. Герой романа, представитель табачного лобби, умело и цинично сражается с противниками курения, доказывая полезность последнего, в которую ни в грош не верит. Особую пикантность придает роману эпизодическое появление на его страницах известных всему миру людей, лишь в редких случаях прикрытых прозрачными псевдонимами.