Коттедж - [5]
– Да я уже хочу, чтобы все закончилось, – выкрикнула Эмма и заплакала. – Больше не буду пытаться заводить детей.
– Понимаю, милая. Просто сохраняй спокойствие и дыши глубже. Я рядом.
– Вы же не уйдете? – с тревогой спросила Эмма.
– Нет, я все это время буду рядом.
Иэн вернулся с чашкой кофе и замер, не зная, что ему делать дальше.
– У вас все готово для родов? – уточнила Энн.
– Думаю, да, – ответил он и огляделся.
Энн знала, что кое-что у них есть. Она успела заметить кучу полотенец, одеяло, детскую переносную кроватку, простыни для беременных, мешки для мусора и пластиковое ведро. Это абсолютный минимум, если сравнивать с оборудованием некоторых родильных домов. В доме нет ароматических свечей, расслабляющей музыки, массажного электростимулятора, ванночки для родов или одежды для новорожденного. У них есть только самое необходимое, чтобы вытащить младенца и уйти.
– До родов еще много времени, – сказала Энн, глядя на Иэна. – Вы можете пойти и заняться какими-то делами, если желаете. Я вам позвоню, когда все начнется.
– Я останусь, – ответил он и сел в кресло с другой стороны кровати. Взял руку жены и прижал к щеке.
Энн искренне переживала за них, ведь они ничем не заслужили такое. Эмма снова поморщилась, когда у нее начались схватки. Иэн помогал держать маску, пока жена вдыхала пары анальгетика. Петидин вскоре подействовал и боль отступила. Теперь осталось только ждать и позволить природе сделать свое дело.
Сидевшая в полумраке Энн наблюдала за Иэном, который держал жену за руку и подносил к ее лицу маску всякий раз, когда ей требовалось обезболивающее. Эмма вела себя тихо. Петидин действует. Время шло, и схватки участились, поэтому Энн встала и снова проверила жизненные показатели Эммы. Все в норме. Но через пару минут беременная пронзительно закричала. – Включите свет, – приказала Энн Иэну. – Мне нужно осмотреть Эмму.
Акушерка быстро надела стерильные перчатки и приподняла простыню. Ребенок выходил быстрее, чем ожидала женщина. Шейка матки уже полностью раскрылась. Эмма вновь закричала.
– Несите полотенце, быстро, – крикнула Энн. – Уже началось.
Иэн метнулся за полотенцем и встал возле Энн. Как раз вовремя. Уже видна головка ребенка. Эмма столь пронзительно закричала, словно крик исходил из самых глубин разрываемых на части легких.
– Тужься, милая, – сказала Энн. – Глубокий вдох и тужься.
Эмма глотнула воздух, напряглась и закричала, пока ребенок выходил наружу.
– Хорошо.
– Иэн, не смотрите, – посоветовала Энн.
Но уже поздно. Он стоял возле нее и смотрел на ребенка, лицо мужчины выражало смесь трепета и ужаса. – Иэн, идите к жене, – приказала Энн.
Но он продолжал стоять.
– Иэн, сейчас же, – произнесла она твердым голосом. – Вы нужны жене.
Ошеломленный мужчина подошел к Эмме. Наклонился к ней, заключил в объятия, и они оба расплакались.
Энн протерла лицо ребенка от слизи, перерезала и пережала пуповину, а потом пошла с ним туда, где лежали полотенца. Протерев тельце, она завернула младенца в свежее полотенце и положила сверток в детскую переноску.
– Он жив? – спросил Иэн.
– Нет, – ответила Энн.
– Мальчик или девочка? – со всхлипами уточнила Эмма.
– Мальчик, – сказала Энн. – Но вы не должны смотреть.
Эмма зарыдала еще сильнее.
Энн вернулась к своей пациентке и начала убирать плаценту, пока пара утешала друг друга. Она собрала ее и выбросила в один из мусорных мешков, крепко завязав горловину на несколько узлов. Снова проверила показатели Эммы, и они по-прежнему в норме. Никто не смотрел в сторону детской переноски в дальнем конце комнаты, где лежал тихий и неподвижный младенец. Энн собрала свои инструменты и сложила их в сумку.
– Я зайду за ними попозже, – сказала она Иэну, отложив в сторону баллон с анальгетиком и акушерскую сумку. – Думаю, сейчас Эмме нужно что-нибудь поесть или попить.
Иэн послушно кивнул.
– Я постараюсь вернуться как можно скорее.
Оставив пару наедине с горем, она подошла к переноске. Накрыла тело младенца одеялом и подняла корзинку. Посмотрела на расстроенных Иэна и Эмму. Сердце акушерки сжалось, но она уже ничем не могла им помочь, нужно идти. Невыносимо оставаться. Энн пошла в сторону выхода.
– Энн, – позвала Эмма сквозь слезы.
Акушерка остановилась. «Только не просите разрешения взглянуть на младенца», – подумала она.
– Да? – осторожно спросила Энн, оставаясь стоять спиной к паре.
– Мы назвали его Дэвидом, – произнесла Эмма. – Это означает «любимый».
– Я запомню, – ответила Энн и вместе с переноской направилась к лестнице.
Она тихонько прикрыла за собой входную дверь. Сейчас уже восемь утра, поэтому жилой район пришел в движение: владельцы собак выгуливали своих питомцев, кто-то выходил из домов на работу. Акушерка поправила одеяло и поспешила к машине.
Открыла заднюю дверцу и осторожно поставила переноску на заднее сиденье, а потом закрепила ее ремнями безопасности. Получилось не идеально, но должно сработать.
Энн закрыла дверь, перешла к водительскому месту, села и завела двигатель. В этот момент она заметила в окне соседнего дома женщину. Акушерка замерла. Заметила ли та, как она выходила из дома с детской переноской? Вполне возможно, но вряд ли женщина заметила, что лежит внутри. Когда вернется к Иэну и Эмме, она постарается помочь им придумать правдивую историю. Одна оговорка, одно лишнее слово – погубит их всех.
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Личная трагедия окончательно выбила Кейт Норт из колеи, поэтому, когда ей выпадает шанс заменить врача на исследовательской станции в Антарктике, она с радостью соглашается, надеясь, что это поможет ей прийти в себя. Смена обстановки кажется Кейт идеальным решением. Даже несмотря на то, что ее предшественник, доктор Жан-Люк, погиб в результате несчастного случая… И пусть полярная станция и не райский оазис, но здесь, на краю земли, она хотя бы сможет укрыться от терзающих ее воспоминаний и всецело отдаться работе.
Джесс решает навестить своего брата Бена, надеясь, что каникулы в городе мечты помогут ей выбраться из передряг. Но, прибыв в Париж, она обнаруживает пустую квартиру: ее брат пропал. Джесс сразу подозревает неладное и, в надежде разобраться в случившемся, пытается свести знакомство с соседями Бена. Возможно, им что-то известно? Но за закрытыми дверями таится слишком много секретов. Кажется, все поголовно что-то скрывают. Этот дом как муравейник, разворошишь его, и тебе не поздоровится. Но, быть может, если разгадать, кому и какая отведена роль, удастся докопаться до правды.