Котел - [18]

По существу, это был бандеровский геноцид трех миллионов русских, которые в течение двадцати с лишним лет находились под диктатом, так называемых младших братьев.

Когда крымчане освободились, дядя Сэм обзвонил всех швабов в Евросоюзе и приказал кукарекать. Это кукареканье вместе с кукареканьем бандеровцев слилось, а точнее превратилось в дурной запах, от которого просто воротит. Нагнетать обстановку очень опасно в двадцать первом веке, поскольку ни у кого нет железных нервов, а когда нервы сдают, можно нажать на гашетку, и мир может превратиться в пустыню.

10

Недальновидный президент Украины, у которого все силовые структуры были в руках, и которые могли смести майдановцев за десять минут, думал, что пришли хорошие ребята, они покричат, пошумят и разойдутся. Он не знал, что это обученные боевики не хуже бойцов Алькаиды, что галичане — почти единый стальной кулак, что неофашизм достиг апогея и стал покорять Киев. И потому президент благодушествовал. Ему позвонили земляки из Донецка.

— Виктор Федорович, может приехать подсобить. Мы можем триста — пятьсот тысяч прислать.

— Ну, это много. Достаточно …пять. Вас же надо кормить, устраивать ночлег. Что ж! Пусть приедут и наши ребята, отдохнут. Только с митингующими не вступать в конфликт, надо все завершить мирным путем, а то меня уже замучили руководители из Евросоюза, да из Америки. Понимаете? Америки! У меня сразу начинают дрожать колени, когда оттуда раздается звонок. И представляете, мне даже стали угрожать. А я всем отвечаю: пробачте, виноват. Пролилось несколько капель крови, и всем сказал: никакая революция не стоит одной капли крови, а тут три капли, пробачте.

Дончане, харьковчане приехали в Киев, расположились в ста метрах от галичан, у которых уже было все подготовлено, палки, биты, тысячи бутылок с горючей смесью дурно пахли, моча и даже фекалии по углам издавали отвратительный запах, да и сами бойцы были похожи на дикарей индийской пустыни. Зато у дончан, харьковчан были поставлены хорошие палатки, кухня, бутерброды, столы и маленькие столики, словом восточная интеллигенция показала галичанам, что она совсем не такая, как ее представляют нацисты галичане, называя быдлом и алкашами.

Поддавшись благодушию своего любимого президента, обитатели востока, демонтировали свой палаточный городок и разъехались по домам под бочок к женам и любовницам уже на третий день. Больше никто из них не приезжал. Президент был спокоен, и это спокойствие передавалось и его землякам.

А галичане не дремали. Они разослали во все крупные города юго-востока своих представителей, даже мальчишек школьного возраста с битами в руках, с заточенной арматурой, в масках, громкими голосами и небывалой решительностью. Города стали вздрагивать при появлении фашиствующих молодчиков: жители, старики и старухи, мужья и жены начали прятаться по углам, запирать двери квартир, несколько раз поворачивая ключ в замочной скважине и задавать себе вопрос: Боже, что происходит? Они бы, может и сказали: стоп, мальчики и эти мальчики дрогнули бы и побежали, но их, жителей миллионных городов, некому было организовать, не было вожака, а сами они разбредались как овцы, когда в стаде ни одного барана.

Галичане ожидали движение масс на Киев, ведь у них только четыре области, а у тех двадцать областей, да и города в несколько раз крупнее. И здесь они предусмотрели. Впрочем, не сами: дядя Cэм подсказал. Он составил план, этот план был засекреченный и передавался только выдающимся людям — Вальцманенко, Яйценюху, Паруубию, Трупчинову и любимцу Ярушу. За сто — двести километров от Киева они блокировали железные и шоссейные дороги и выставили боевиков на посты контроля, избивали прибывающих.

Галичане не жалели женщин. Они хорошо помнили, как после войны их вожак Степан Бандера, вспарsвал животы беременным женщинам, извлекал малышей уже живых, отрезал им головы и кидал на грудь матери. Мужчинам рубили уши, отсекали язык и собственными кишками привязывали жертву к дереву. Истинные рыцари двадцатого века.

Знал ли об этом президент Украины? Конечно, нет. Да и ему, похоже, было как-то все равно. Он ведь сделал более тяжкое преступление перед своим народом: послал безоружных мальчиков с легкими тонюсенькими палочками — дубинками против хорошо вооруженных боевиков бандеровцев, среди которых были и иностранные наемники. Да один Музычко чего стоит, он ведь воевал в Чечне, был накоротке с Масхадовым. И юноши погибали, как от холеры. Украинские врачи отказывали им в помощи. И президент не знал об этом. Грош цена такому президенту. Мальчики, которые его защищали, они безоружные стояли в несколько рядов, плотно прижавшесь друг к другу, и ждали удара кирпичом по голове, а то и битой. Их жгли коктейлями Молотова как сухую траву.

А Виктор Федорович в это время принимал принцессу, кривоногую красавицу Кэтрин Эштон. Она обнажала свои белоснежные клыки и повторяла одно и то же: демократик, демократик.

Он приказал подать чаю, потом кофе, потом шампанское, щедро улыбался, почему — то всякий раз жал ей и целовал руку, только в губы боялся, хотя Эштон и хотела этого. Еще бы такой гигант, такой красавец! Но она еще больше хотела, чтобы собеседника повесили, как можно скорее, чтоб этот демократик был подтвержден делом.