Кот внутри - [11]

— Открывайте, сукины дети…

— Доставайте грязные фотки.

— Мы чуем, как они пахнут.

Камень врезается в ставню. Сжимая «уэбли-бульдог», боязливо выглядывает владелец. Ребята настроены серьезно. Их уже, должно быть, человек шестьдесят, и все новые на подходе — они разбирают топоры и молотки из ограбленного хозяйственного магазина. Хозяин выпрыгивает из заднего окна, когда поддаются расколотые ставни, и парни залезают внутрь, шагая по битому стеклу витрин.

— В кладовке.

Они вытаскивают устройства, похожие на машины для китайского бильярда с пулеметами…

— Эй, смотри-ка.

Мальчишка заводит машинку, тычет ею в другого парня. Машинка жужжит, пулемет трещит, прыщи взрываются на лице парня, а его ширинка выпячивается.

— Эй, Джимми, перестань, у меня от этого встает…

Другие ребята занимают места у машинок, обливая друг друга…

— Терри, бога ради…

— Я кончаю в штаны…

Они вытаскивают машинки на тротуар и поливают толпу…

Прохожие ерзают, запахивают полы пальто.

Люди дрочат… расстегивают штаны…

— Эй вы там… Что это вы делаете?

— А это вам, констебль.

Люди срывают одежду, ебутся в подъездах, такси, магазинах, на проезжей части и тротуарах… Полицейские машины, легавые, санитары затянуты в водоворот взбесившейся плоти, крутящейся у статуи Эроса…

Кумху смеялся. Настал вечер, он сел и огляделся.

Тот, Кому Не Больно недвижно сидит, кивая, в дверном проеме, синие вечерние тени падают на разрушенный двор, бассейн наполняется дождевой водой. Квакают лягушки. Теперь Кумху знает все о Тех, Кому Не Больно. Этот наркотик — СМЕРТЬ. Они были рождены мертвыми, и теперь им нужно все больше и больше наркотиков, чтобы оставаться мертвыми. Они — души наркоманских жрецов-отступников, пристрастившихся к путешествиям во времени за удовольствиями и болью. СМЕРТЬ убивает, чтобы возродиться в удовольствии и боли. Но чем больше она убивает, тем меньше удовольствий и боли может получить. Пока, в конце концов, не получит вообще ничего. В результате, убитое ею не восполняется. Чтобы сменить жизнь, она должна ее прожить, испытывая удовольствие и боль, и таким образом отождествиться с призраком, которого убьет. Когда она перестает отождествляться с призраком, она убивает себя.

Икстаб, отмеченная разложением, соблазняет юность, но обнаруживает, что обнимает свою копию. И обе они — тупорылые лесбиянки. Они с омерзением смотрят друг на друга. Ах Пуч убивает молодого Бога Маиса, и Ах Пуч стоит поодаль, появляется с другой стороны.

Кумху встречается со своим отцом. Отец очень стар, его лицо изуродовано болезнями. Древняя морщинистая кожа кишит живыми паразитами. Белые червячки выползают из уголков его глаз, вяло изгибаясь… Насекомые руки все время шарят вокруг.

— Книги сынок древние книги священные книги…

— Рецепт, выписанный торчковым лепилой 400000000 лет назад…

— У тебя незаконные трипы сынок… Позволяешь себе экстремальный опыт… Сначала колючки бы вынул…

— Засунь их себе в жопу старый козел…

Не тратя лишних слов он достает нож из розового кремня с хрустальной рукояткой и убивает гнусного старого отца. Запихивает книги в сумку. На обратном пути два жирных зеленых стражника преграждают ему путь, он мгновенно убивает их двумя стрелами. Теперь у мальчиков есть книги, они могут путешествовать во времени. Пока мистер Харт повторяет все ошибки книг, мальчики движутся к настоящему времени.

Желтое вечернее небо под железнодорожным мостом

падают тени озеро и небо

указывает левой рукой

змея бросается из пустых небес

бледнеет укус этой звездной змеи

тяжелый звериный запах в подъездах

горлицы воркуют вдалеке

над ручейком взрывается яйцо

извергая наш запах пустоты

прожигающий до костей

в дуновениях

окна

неба

цветов

мха

запах зверя острее

рыжий пряный волосок летит

живописный городок расплывается в

голубую тень булыжника

в разрушенном дворе напротив

(Le Comte[15] издает едкий холодный смешок)

Два мальчика идут по широкой улице среди пальм… руины Палм-бич… Они в белых набедренных повязках, белых кедах, с белыми поясами и кобурами — тупорылый 38 калибр, перламутровые рукоятки. Первый — Одри Карсонс, блондин, заменяющий молодого Бога Маиса. Второй — зубастый молодой Бог Смерти, китаец мексиканец майя и не знаю уж японец то молодой то старый с лицом уличного мальчишки. Он — Фишка, Анубис, Бог-шакал. Бетон растрескался, пробиваются сорняки. Проезжая часть и тротуары завалены сломанными пальмовыми ветками, дома заброшены, лужайки заросли, окна разбиты, рамы обросли солью. Слышен только щебет малиновок, тысячи птиц на крышах балконах деревьях скамейках, плещутся в бассейнах, полных дождевой воды и листьев.

Мальчик на красном велосипеде обгоняет их, лихо разворачивается и тормозит рядом, одна нога на бордюре. Он почти голый — только красная набедренная повязка, красный кожаный ремень и черные сандалии. На поясе — восемнадцатидюймовый охотничий нож с рукояткой розового дерева. Его тело красное, как терракота, гладкая кожа без пор натянута на скулах, глубоко посаженные черные глаза, копна черных волос. Оттопыренные уши дрожат, глаза вспыхивают, когда он смотрит на Одри. Одри замечает, что тело мальчика покрыто трупными пятнами. Мальчик облизывает губы и произносит одно слово на языке, непонятном Одри. Фишка согласно кивает.