Кот ушел, а улыбка осталась - [72]

— Да, вчера показывали.

— Русский фильм по Марку Твену? — спросил Йорн.

— Да.

— Мы не смогли пойти, были заняты, — сказала Харри.

— А почему вы обратились к американскому писателю? — спросил Йорн. — В России много своих великих классиков: А. Чехов, Л. Толстой, Ф. Достоевский.

— С детства люблю Марка Твена.

Первая книга, которую прочитала мне вслух мама, была «Приключения Тома Сойера».

— И все-таки я считаю, что лучше, когда про Америку снимают американцы, а про Россию — русские, — сказал Йорн.

— По вашей логике получается, что я должен снимать фильмы только по произведениям грузинских авторов, — сказал я.

— Вы грузин? — спросила Харри. — Да.

Харри сказала, что недавно видела один грузинский фильм, который ей очень понравился.

— Там гениальный актер играет старика.

— А как фамилия актера, не помните?

— Помню. Серго Закариадзе.

— А кто режиссер?

— Не знаю.

— Кажется, я знаю…

Я уже понял, что речь идет о фильме «Не горюй!», который прошел с успехом в скандинавских странах (фильм купили 89 стран).

— И кто? — поинтересовалась Харри.

— Догадайтесь.

— Вы?

— Я, — сказал я скромно.

— Действительно?!

— Действительно.

И она вдруг опустилась передо мной на колени, сложила ладошки, склонила голову и сказала:

— Благодарю.

Большой зал ресторана. У столика в центре звезда фестиваля номер один — на коленях перед советским режиссером. Зал замолк. Засверкали блицы фотокамер. Сенсация. Естественно, я ее поднял и сам рухнул перед ней на колени и воскликнул:

— Харри, что я могу для вас сделать? Приказывайте!

— Она любит русскую песню «Очи черные», — сказал Йорн Дорн.

— Спеть? — спросил я Харри.

— Да.

Я поднялся с колен, выпил бокал вина для храбрости и подошел к пожилому пианисту в белом смокинге, который тихо наигрывал на рояле. Перед роялем на стойке стоял микрофон, я снял его, постучал по нему. Микрофон работал.

Йорн встал и громко объявил:

— Внимание, внимание! Сейчас грузинский режиссер Джордж Данелия будет для нас петь!

— «Очи черные», ля минор, — сказал я пианисту. Пианист кивнул и заиграл. Я запел. (Сейчас, когда пишу, мне это стыдно вспоминать.) Когда закончил, все вяло поаплодировали. Я поблагодарил пианиста.

Пошел к столику, меня остановила знакомая журналистка Гордана Иванович и спросила:

— Георгий, тебя что, в Голливуд пригласили?

— Почему ты так решила?

— А зачем она на колени упала?

— Ей мой фильм понравился.

— Неправда! Ее вчера на просмотре не было. Она хочет у тебя сниматься.

— Никто меня никуда не приглашал. Ей понравился мой фильм «Не горюй!».

— А я не видела. Ладно, напишу твою версию. Читай завтра «Вестник», там и фото будет!

Когда вернулся, за нашим столиком сидел югославский режиссер Владко Милович.

— Вы прекрасно спели. Спасибо, — сказала Харри. — Вы знакомы?

— Да.

— Содруг Данелия, мы здесь спорим. Разве вы «Отец солдата» сняли? — спросил Владко по-русски.

— Нет. «Отец солдата» снял Резо Чхеидзе.

— А Харри почему-то убеждена, что это ваш фильм.

Как током стукнуло! Грузинский фильм с гениальным стариком в главной роли! Конечно же, это «Отец солдата»! Идиот! Кретин! Осел!

— Джордж, что он сказал? — спросила Харри. — Чем он тебя так огорчил?

— Харри, фильм, который вы смотрели, снимал не я, а другой режиссер, — сказал я. — Я перепутал, потому что и в моем фильме тоже играет Серго Закариадзе.

— Ничего страшного, я уверена, что и твой фильм хороший. Закариадзе — великий актер! — сказала Харри.

— Да, он там гениальный, — сказал Владко.

Дальше сидеть за столом мне было невмоготу. И под предлогом, что надо срочно позвонить в Москву, я попрощался и ушел. Подошел к Гордане Иванович и попросил ее не печатать заметку.

— Почему?

— Потом объясню, я тебя очень прошу.

— Ладно, напишу, что она просто в тебя влюбилась.

— Пиши что хочешь! Только не пиши, что ей понравился мой фильм. А лучше вообще ничего не пиши.

Когда я вошел в лифт, лифтер Горан спросил:

— Шестой?

— Шестой.

— Что так рано?

— Надоела эта суета сует. Поехали.

— Георгий, ты долго здесь? — спросил Горан.

— Еще три дня.

— Жалко. Через неделю у меня отпуск. Взял бы тебя в горы, к отцу, ловить форель. Тишина, воздух, орлы парят.

Лифт остановился на моем этаже.

— Спокойной ночи.

Пошел по коридору. Из своего номера вышел польский актер Даниэль Ольбрыльхский.

— Привет! Пошли со мной, — сказал он. — У меня лишнее приглашение на прием в американское посольство.

— Спасибо, Даниэль. Не то настроение…

— Пойдем, пойдем, выпьем по рюмочке. А то что я один?..

— А где Сюзанна?

— Отдыхает, у нас была встреча с соотечественниками.

Когда ехали в такси, Даниэль сказал, что прием устраивается в честь приезда американского режиссера Сэма Пекинпа.

— «Соломенные псы» видел?

— Видел.

Гостей встречали американский посол с супругой. Нас с Даниэлем представили.

— Я ваша поклонница, Даниэль, — сказала жена посла.

Даниэль Ольбрыхский в то время был самым известным на Западе актером из стран социалистического лагеря.

Вошли в зал. Народа было немного. В основном дипломаты и местная знать в вечерних туалетах.

— Вон Сэм! Пойдем, познакомлю, — сказал Даниэль.

Сэм Пекинпа, высокий, типичный голливудский красавец с усами, стоял окруженный поклонниками перед камерой и давал интервью. Мы подошли.