Кот и полицейский. Избранное - [33]

Доктор начал копаться в пакетиках и скляночках с лекарствами, в беспорядке валявшихся повсюду. Потеряв терпение, Том принялся искать сам, прочел название на одном из пакетиков, открыл его, проглотил сразу две таблетки, а остальное положил в карман.

– Спасибо за все, – сказал он, взял свой карабин и вышел.

У него кружилась голова, и он, наверное, свалился бы на пороге, если бы его не поддержал тот самый человек в галифе, который распоряжался на площади, а теперь поджидал его у дверей.

– Да тебе нужно подкрепиться и отдохнуть, – проговорил он. – Ты совсем выбился из сил. Идем-ка ко мне, вон он, мой дом, – добавил он и показал на строение – не то виллу, не то усадьбу, – возвышавшееся за металлической оградой.

Том как в тумане последовал за ним.

Едва они вошли за ограду, калитка со стуком захлопнулась за ними. Несмотря на свой старинный вид, она была снабжена надежным замком. В этот момент на колокольне зазвонил колокол. Его удары падали ритмично, равномерно, медленные, словно звонили по покойнику, но отчетливые, как азбука Морзе. «Прямо как азбука Морзе…» – подумал Том, стараясь сосредоточить на этом звоне все внимание, чтобы не лишиться чувств.

– Что это такое? – спросил он человека в галифе. – Почему так странно звонит колокол? Да еще в такое время!..

– Это так, ничего, – ответил тот. – Это наш священник. По-моему, сейчас будет служба.

Он ввел Тома в хорошо обставленную комнату, напоминавшую гостиную, в ней было даже кресло и диван. На столе был приготовлен поднос с бутылкой и рюмками.

– Отведай-ка этой наливки, – проговорил человек в галифе и, прежде чем Том успел сказать, что ему сейчас нужно совсем другое, заставил его проглотить порядочную рюмку. – Ну, а теперь, с твоего разрешения, я пойду распоряжусь насчет обеда.

Хозяин ушел, а Том прилег на диван. Невольно он стал мотать головой в такт ударам колокола. «Дон-дан-динь! Дон-дан-динь!» Он чувствовал, что проваливается в глубокую, мягкую бездну дремоты. На полочке буфета, который стоял напротив, чернело пятно. Том стал вглядываться в него, но оно расплывалось, теряло контуры. Чтобы бороться со сном, Том старался рассмотреть его как следует. Вот его края стали четкими, оно приняло свои нормальные размеры. То был какой-то плоский круглый предмет. Тому удалось еще немного приподнять веки, и он, наконец, разглядел, что это круглый черный головной убор с шелковой кисточкой на макушке: феска фашистского главаря, хранимая под стеклянным колпаком на буфете.

Теперь Тому удалось подняться с дивана. И как раз в этот момент издалека донеслось какое-то жужжанье. Он прислушался. Где-то проезжал грузовик, может быть даже не один. Гул нарастал с каждой секундой. Том изо всех сил старался побороть вялость, сковывавшую все его тело. Казалось, этот рокот моторов, от которого сейчас слегка дребезжали стекла, возник в ответ на сигналы с колокольни. Но вот, наконец, колокол замолк.

Том подошел к окну, отодвинул занавеску. Окно выходило на мощеный двор, на котором работал канатчик со своими подмастерьями. Тому не удалось разглядеть их лица, но все они казались людьми немолодыми, суровыми на вид, и у всех топорщились густые усы. В полном молчании они проворно растягивали и скручивали длинный пучок пеньки, свивая из него веревку.

Том повернулся и взялся за ручку двери. Она подалась. Том очутился в небольшой крытой галерее, куда выходили три двери. Две из них оказались запертыми на ключ, третья, низенькая и узкая, вывела его на сложенную из кирпича темную лестницу. Спустившись по ней, Том оказался в просторном пустом хлеву. В яслях – старое сено. Все вокруг забрано железной решеткой. Том не видел, как выбраться отсюда. А гул моторов все нарастал. Как видно, целая колонна грузовиков, поднимая густую пыль, тянулась вверх по извивам дороги, направляясь к деревне. А он был в ловушке.

Вдруг Том услышал тоненький голосок, окликавший его:

– Партизан! Эй, партизан!

Вслед за этим из кучи сена вылезла девочка с косичками. В руке у нее было красное яблоко.

– На, держи, – шепнула она. – Ешь и иди за мной, – и показала ему на дыру в задней стене, за кучей сена.

Они вышли на какое-то заброшенное поле, сплошь заросшее желтыми, похожими на звездочки цветами, и оказались за деревней. Над ними возвышались древние стены полуразрушенного замка. Шум моторов стал отчетливее, как видно, машины подъезжали уже к последнему повороту.

– Меня послали показать тебе дорогу и помочь убежать, – сказала девочка.

– Кто? – уписывая яблоко, спросил Том, хотя уже и так был убежден, что этой девочке можно довериться с закрытыми глазами.

– Да все, все наши. Мы не можем показаться в деревне и прячемся. А то если нас увидят – донесут. У меня тоже два брата в партизанах, – добавила она. – Тарзана знаешь? А Бурю?

– Конечно, – ответил Том, а про себя подумал: «У каждой деревни, даже у самой враждебной, бесчеловечной, – два лица; и обязательно должна наступить такая минута, когда тебе вдруг открывается второе, доброе лицо, которое было всегда, только ты его не видел и даже не надеялся увидеть».

– Видишь эту тропинку между виноградниками? – продолжала между тем девочка. – Спускайся по ней, тебя никто не увидит. Потом перейди мостик, только поскорее, он весь на виду. Потом ты попадешь в лес. Под толстым дубом есть яма, там ты найдешь еду. А сегодня ночью по лесу пройдет девушка, зовут ее Сузанна, она связная. Она тебя отведет к своим. Ну, иди, партизан, иди скорее!