Кот и полицейский. Избранное - [31]

«Пойду-ка все-таки к деревне, – решил про себя Том. – Наверняка найдутся люди, которые помогут мне отыскать своих».

Но ему сейчас же вспомнилась фраза, сказанная Фульмине, его товарищем по отряду, фраза, которой он тогда не придал никакого значения. Во время той памятной вечеринки Фульмине заметил, что как раз те здешние жители, с которыми ему особенно хотелось бы повстречаться, сегодня предпочитают не показываться… Говоря это, Фульмине усмехался в свою черную бороду и поглаживал ложу своего допотопного ружья. Впрочем, Фульмине вечно говорил что-нибудь в этом роде. Том постарался выбросить из головы это воспоминание, вышел из лесу и спустился на дорогу.

Солнце по-прежнему заливало все вокруг, но было уже не таким ослепительным и горячим, как раньше. По небу тянулись желтые облака. Шагая по дороге, Том старался не сгибать больную ногу – так было легче, и все-таки его лоб сразу покрылся испариной. Ему уже хотелось поскорее добраться до первых домов, но еще больше ему хотелось встретить кого-нибудь из людей, увидеть хоть какие-нибудь признаки жизни в этой деревне, кажущейся отсюда просто грудой черепицы.

На стене, огораживавшей чье-то поле, белел лист бумаги. «Приказ» – было написано сверху. «Германская военная комендатура обещает всякому, кто поможет захватить живым или мертвым опасного бандита…» Том принялся палкой сдирать листовку. Однако ему пришлось повозиться, потому что бумага была приклеена как следует и никак не отставала.

Стена кончилась, дальше тянулась изгородь из металлической сетки. В тени смоковницы копалась в земле курица. Ну раз здесь есть курица, значит непременно должно быть и какое-нибудь человеческое существо. Том начал всматриваться через сетку, шаря глазами между тыквенными листьями, которые карабкались вверх по шестам с перекладинами, пока не заметил между ними неподвижное и желтое, словно тыква, лицо, следившее за ним. То была старуха, закутанная в какой-то черный балахон.

– Эй! – негромко крикнул Том.

Но старуха молча повернулась к нему спиной и заковыляла прочь.

Даже курица и та, повернувшись, пошла за ней следом.

– Эй! – снова окликнул Том.

Однако и старуха и курица скрылись в каком-то строении, напоминавшем курятник, и сейчас же послышался скрип ржавого засова.

Том пошел дальше. Нога ныла все сильнее, вызывая чувство, похожее на тошноту. Впереди показались ворота, за ними гумно. Том вошел. Посреди гумна неподвижно стоял большой поросенок. Поодаль медленно брел дряхлый старикашка. Несмотря на жару, на нем было пальто и низко надвинутая на глаза шляпа. Том пошел к нему навстречу.

– Послушайте, сегодня тут поблизости где-нибудь немцы не застряли? – спросил он.

Старик остановился и, не поднимая лица, покачал головой.

– Немцы? – пробормотал он, словно говоря сам с собой. – Не знаю… Мы их здесь и не видели никогда, немцев…

– Как никогда не видели? – удивился Том. – А вчера? Разве они вчера не спустились сюда? Может, здесь вчера и боя не было?

Старик поглубже запахнул пальто.

– Не знаю, ничего я не знаю, – буркнул он.

Том с досадой махнул рукой. Рану его дергало все сильнее. Он чувствовал, что у него сводит каждый мускул. Повернувшись, он вышел на улицу.

Дорога все время шла в гору между двумя рядами домов. Наверно, это не слишком благоразумно – заходить так далеко в деревню одному, обессилевшему. Да, но, с другой стороны, он вооружен. К тому же Том не мог забыть о той праздничной встрече несколько месяцев тому назад, встрече, которая говорила о том, что среди жителей деревни у партизан немало друзей.

Вот за угол ближайшего дома юркнул какой-то жирный субъект с короткой красной шеей. Том заковылял следом, но толстяк уже поднимался по наружной лестнице на второй этаж.

– Послушайте! – крикнул Том.

Однако тот даже не обернулся. Тогда Том полез за ним по лестнице и втиснулся в комнату раньше, чем хозяин успел захлопнуть дверь.

– Что вам нужно? – спросил толстяк.

Перед Томом стоял накрытый стол с дымящейся миской супа посредине, за которым сидела семья – три грудастые и усатые женщины и худой юнец с таким же, как у женщин, пушком на верхней губе. У всех в руках были ложки.

– Тарелку супу, – ответил Том, решительно проходя в комнату. – Вот уже сорок восемь часов, как я ничего не ел. Я ранен.

Толстые женщины и юноша перевели взгляд с лица Тома на жирную физиономию главы семьи, который, посопев, ответил:

– Это запрещено. Мы не можем. Есть приказ.

– Приказ? – переспросил Том. – Да чего вы боитесь? Ведь в деревне ни одного немца нет. А приказ я сорвал.

– Это запрещено, – повторил толстяк.

«Надо пугнуть его карабином…» – подумал Том, но почувствовал такую слабость, что должен был опереться на палку. Ему очень хотелось присесть, но в комнате не было ни одного свободного стула.

Оглядев комнату, он заметил на стене наполовину скрытую календарем картинку с изображенной на ней лошадью. Лошадь была мускулистая и толстогрудая, в стременах торчали два черных сапога, а над сапогами виднелась пузатая форма, увешанная орденами. Остальное было закрыто календарем. Подняв его, Том увидел выпяченную челюсть и блестящий шлем Муссолини.

– А это зачем здесь? – спросил он.