Кот и хозяин. История любви. Продолжение - [12]

— не Питсбург, а с того времени дом подешевел втрое. Кроме того, Фред может общаться с людьми, знающими, кто сдает жилье. Один мой друг и по совместительству писатель позвонил, узнав о нашем предстоящем отъезде. Его жена дружила с кем-то, кто жил в Париже и имел двухэтажный дом в Провансе, который время от времени сдавался. Я позвонил в Париж, но мне сказали, что дом больше не сдается. Общение творит чудеса, я всегда знал, насколько важно разговаривать с людьми. Парижанам очень нравилось приезжать в Прованс, они были счастливы познакомиться с людьми, которые тоже хотели там жить, и всячески пытались помочь. Я описал, чт оищу: дом в Любероне с тремя-четырьмя спальнями. Старинный, очаровательный дом в маленьком городке, а не просто в сельской местности (Дженис не хотела чувствовать себя изолированной от внешнего мира). Кроме того, дом должен быть оснащен минимальными удобствами, наличие посудомоечной машины и стиральной машины с сушилкой приветствовалось. Однако мы не хотели американизированное жилье, напичканное техникой, чтобы не чувствовать себя жильцами съемной квартиры в Атлантик-Сити. Другими словами, требовался идеальный и недорогой дом.

К моему великому удивлению, мне не посоветовали арендовать небольшую уютную палату в психиатрической клинике, а сказали, что могут помочь, поскольку одна подруга имела дом в Провансе. Если она заинтересуется предложением, то с нами обязательно свяжется.

На следующий день я получил восемь страниц по факсу от женщины по имени Элизабет, которая не только имела прекрасный дом, но и оказалась восхитительным, потрясающим, честным человеком. Элизабет в мельчайших деталях описала свой трехсотлетний дом: сделан из камня, четыре спальни, кабинет и сад размером с футбольное поле. В кухне стояли посудомоечная машина, стиральная машина с сушилкой, в гараже в наше распоряжение предоставлялась «БМВ». Элизабет была француженкой замужем за американцем, муж умер несколько лет назад, поэтому дом наполовину был французским (предметы интерьера, неповторимое очарование), а наполовину американским (многочисленные удобства). Деревенский, хорошо оборудованный особняк — наша мечта! Элизабет предупредила: «У меня нет блинницы. Все-таки мы живем во Франции». Я нисколько не расстроился, потому что мечтал о тонких блинчиках, испеченных вручную, а не о толстых оладьях. Дело улажено: у меня будет новый офис, у Дженис — великолепный сад, у Нортона — трехвековые мыши.

Осталось решить еще один вопрос. К сожалению, здесь мне придется нарушить торжественную клятву, давно данную вместе с близким другом Дэвидом, образцом писательской честности и прямоты. Много лет назад мы пообещали друг другу, что не будем зарабатывать на себе. Такое заявление может показаться несколько двусмысленным и противоречивым. Попытаюсь объяснить. Когда мы с Дэвидом были моложе и мечтали стать известными и успешными писателями, то решили не идти по стопам Филиппа Рота и не писать о своем успехе. Мы оба сдержали обещание. Писатель не должен рассказывать о тяготах профессии, обсуждать коллег по цеху, критиков, редакторов, называть остальных невообразимо скучными и примитивными, поскольку все остальные невообразимо скучные и примитивные питают аналогичные чувства. Правило номер один: никогда не рассказывать о собственном рекламном туре. Неинтересно, глупо и противно слушать, когда говорят: «Да, понимаю, в Боснии трудно. Но представь себя на моем месте, когда к тебе подходит коротышка в парике и пытается заговорить, допуская несколько ошибок в имени: „Доброе утро, Шенектади!“» Кошмар! Дэвид, я не стану описывать тур в подробностях.

Итак, в надежде сохранить последние капли художественного достоинства я был готов, попрощавшись со всеми, к переезду в трехвековой французский дом. К сожалению, я не мог просто прыгнуть в самолет и удрать из Америки. Оказалось, что многие читатели хотели встретиться с Нортоном.

Официально тур в поддержку книги начался в Лос-Анджелесе, хотя пробным стало выступление в Коннектикуте. Мне понравилась идея репетиции встречи с читателями, поскольку никто не знал, как кот поведет себя перед камерами и стану ли я поваром будущего, когда загорится красная лампочка. [8]

Все шло по плану, Нортон держался великолепно. Мы приехали рано, получили инструкции и пошли в коричневую гримерную комнату. За время тура я повидал много гримерок, но ни одна не была зеленой. [9]Может, позвонить на шоу «Шестьдесят минут», вдруг они смогут помочь решить такое несоответствие? Полчаса я ходил по комнате, ерошил волосы, поправлял галстук, костюм, делал массу всего, за исключением распевки и полоскания горла. Нортон чувствовал себя завсегдатаем, как голливудская знаменитость. Кот сидел на диване, разрешал себя гладить и даже вежливо общался с дамой, которая выступала следом. Женщина написала книгу-инструкцию, как правильно укладывать чемодан. Согласен, нет более эффективного способа убедить человека, что он сделал вклад в мировую культуру, чем известность и реклама.

Мы вышли в эфир. Ведущие программы не могли не восхищаться, с какой грацией Нортон сидел у меня на коленях. Иногда кот привставал, пристально глядя в камеру. В такой момент внимание тридцати пяти зрителей переключалось на красавца-кота, меня никто не слушал. Думаю, Нортон проделывал трюк всякий раз, когда я говорил долго и нудно.