Кот - [52]

Шрифт
Интервал

— Эй ты, как тебя… отпусти этого очкана. Слышь ты, ботаник, иди сюда.

Это про Юрца — его там опять прижали, он все порывался мне на помощь прийти. Юрец подходит к нам. А Арсен вдруг улыбается, причем хорошо так, по-доброму, и начинает с нами знакомиться:

— Я Арсений. Борода. Иногда меня еще Лысым называют. Меня тут все знают. Так что если кто-что-чего… Ясно? Ладно, все, базары замяли.

Он снимает кепку, а под ней такая уютная симпатичная лысина.

— Ну че, мужики, ща ко мне, выпьем чуток. За знакомство.

Мы стали отнекиваться, но он разобиделся, как ребенок прямо. В общем, пошли мы к нему. Палаточники так и остались там с раскрытыми хлебалами.

Пришли к Бороде, жена его уже спала — поздно, второй час ночи, недовольная вышла страшно. Но он на нее цыкнул, и она исчезла, интеллигентного вида такая, в очках, на беременную Лолиту похожа. Правда, ворчала в кухне. Я пошел покурить, Борода с Юрцом в комнате сидели, подхожу к ней (а ее Лорой, что ли, звали) и говорю:

— Лора, вы извините, что мы поздно, так получилось…

Она на меня посмотрела через очки, как на придурка, и говорит:

— Да пошел ты… Вломились среди ночи, еще извиняется. Как вы заколебали, алкаши, ни днем ни ночью покоя нет.

Я обомлел, а она мне сует в одну руку тарелку с селедкой, а в другую с винегретом.

— На, — говорит, — неси. Закусь.

Вот такая история. Борода оказался нормальным мужиком, пили мы с ним в какой-то странной комнате, там все было старое: диван, стол, шкаф, книжная полка с четырехтомником Набокова среди прочих книг; а вообще мне показалось, бедно и неряшливо они живут; в одном углу стояла бейсбольная бита, я спросил — а это, говорит, для гостей, которые пить не хотят. Потом Арсений, посмеиваясь, показал нам карманный словарик фени, предложил достать мне такой же (видимо, мои знания его не убедили), рассказывал про службу в Чечне во времена Четвертой войны, про свои мытарства на «гражданке», про ментов; потом, когда уже прилично выпили, стали так просто болтать, ни о чем, он спрашивал, как нам водка, мы хвалили — водка и правда была ничего. Он сказал, что может организовать оптовую партию, я побещал поговорить с братом, может, в «Мельницу» возьмем, ну и так далее. Разошлись к утру. Борода предлагал заходить в любое время. Вот так вот.

Да, где-то через недельку встречаю Юрца на работе, и он мне говорит:

— Знаешь, кто такой Арсений Борода?

— Знаю, мы с ним бухали.

— Очень смешно. Наш Борода — известный бандит, вор. Подозревался в нескольких убийствах. Понял?

И глаза пучит через очки.

— Ага, понял, — говорю я и вспоминаю комнату с Набоковым и интеллигентную жену Бороды. — Я у брата уточню — он должен знать.

И уточнил. Оказалось, что брат этого Лысого знает, живет он не на Сухаревке, там у него «хаза чисто для отмазки, чмошная, с квартиранткой, дальней родственницей, любит он тот район, но жить там постоянно не может место паленое, все мусора знают, что он оттуда, поэтому на той хате бывает редко, но местные отморозки перед ним лебезят». Еще старший-средний рассказал, что у Арсения три ходки и его подозревали в нескольких убийствах, причем женщин.

— Прямо Синяя Борода, — говорю.

А брат смеется. Его, говорит, так и называли одно время, потому что все время бухой ходил после армии. Потом завязал, а сейчас, говорят, снова пьет.

— Да, — говорю, — пьет.

Вот такие дела.

А «Лолиту» я потом еще раз смотрел. Ну, эту, китайскую. Музыка там ничего, а вообще фуфло фильм, полный отстой.

Как бы уже не рассказ Егора Мельникова

Это приключение тогда помогло Егору. Какое-то время он чувствовал себя сильным. Иногда у него получалось, как тогда, с Тагиром и Бородой, отключать часть мозга, заведующую страхом или застенчивостью, становиться зверем, которого ведет только инстинкт, позволяющий убивать и не бояться смерти, и он всего добивался — люди уступали ему, и, собственно, не много нужно было прилагать усилий и слов, чтобы убедить кого-нибудь в своей правоте, а поскольку именно от этого и зависел исход дела, Егор часто выходил победителем — достаточно было посмотреть противнику в глаза, и что-то в нем, в противнике, затухало, будто неясная пугающая сила искрила со дна глаз Мельникова.

Один знакомый как-то сказал, что Егор — непредсказуемый, ненормальный, типа сумасшедший, больной, не в себе. Тогда никто этого всерьез не услышал. Все и так считали Егора странным. А то, что он способен одним взглядом побеждать людей, приписывали его безбашенной отвязности в тот период жизни. Тем более что скоро Егор перестал таким быть. В общем, бывал Егор разным, двояким.

Когда экстремальные ситуации не повторяются, некоторые состояния психики быстро забываешь и снова становишься вялым размороженным пельменем. Естественно, Егор быстро забыл свое тогдашнее самочувствие. За ненадобностью. Особенно после того, как появился Кот.

Но теперь, когда Мельников остался один и ему угрожала смертельная опасность, он опять готов был распахнуть плащ перед ножом и сверлить взглядом противника, не испытывая к нему ничего человеческого.

Он сформулировал рецепт пилюли победителя: «Когда тебе очень страшно, нужно распахнуть плащ, сделать шаг вперед, посмотреть в глаза опасности и предложить ей себя; тогда, если взгляд твой достаточно тверд, в тебе проснется зверь, а голос окрепнет и в нем появится столько дерзости и бесстрашия, что опасность подожмет хвост и жалобно заскулит, особенно если ее зверек устал или мал».


Еще от автора Сергей Витальевич Буртяк
Сказки тесного мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Эхолот

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.