Кот Баюн и чудь белоглазая - [50]

Мишна, сопровождаемая притихшими воронами, остановилась на самом краю ельника — впереди, на полянке, на огромном почерневшем от времени, но ещё крепком пне, с ветвящимися, вросшими в землю корнями, стояла симпатичная избушка. Это зрелище было столь неожиданным, что девушка вцепилась в колючую еловую ветвь, чтобы не ахнуть. Уже стемнело, лес притих, мёртвую тишину не нарушал ни единый звук, только где-то далеко пискнула глупая синичка, да по кронам пронёсся глухой шум, словно тяжко вздохнула сама чащоба.

В окошке, за тонким прозрачным слюдяным листом, тепло и ярко горела лучина. Огонёк играл, от этого тени на стенах ёжились, дрожали, корчились и подпрыгивали. Крыльцо в три ступени вело к дверям из двух толстых, скреплённых металлической скобой, досок. Над двускатной крышей из тонкой жерди, крытой листами сушёного мха и сухой травой, торчала квадратная труба. Из трубы шёл светлый лёгкий дымок — дрова в печи уже прогорели, в полутьме были заметны искры, взлетающие вверх, и тут же гаснущие.

На другом краю поляны, за красноватыми сухими прутьями малинника виднелся сарай с продавленной крышей, что одним скатом спускалась почти до земли. Девушка задумалась, что это — кузница? Кухня? Зачем лесной ведьме в такой глухомани кухня? Смешно! А кузница зачем? Мишна представила давешнюю Бабу с молотом в руках, улыбнулась. Правда, последний раз они видела кузнеца давно, когда была ещё совсем маленькой. А было это до проклятого Фавна…

Вдруг сбоку что-то хрустнуло, Мишна подпрыгнула, оглянулась. В густых зарослях крыжовника — голой переплетённой сетке тонких колючих веточек, на куче костей, припорошённых снегом, сидел большой чёрный кот. Он, не мигая, смотрел на девушку зелёными глазами и что-то тихонько мурчал.

— Ты говорящий? — спросила удивлённая Мишна.

Чёрный кот посмотрел на неё скептически, задрал голову, долго разглядывал макушку ели, потом снизошёл до двуногой:

— Мырр! — сказал он, белея грудкой и носочками на лапах.

— Ага, значит не говорящий! Ты живёшь в избушке у Бабы Яги?

— Хрым! — фыркнул кот, всем видом показывая, что это не он, а Баба Яга проживает с ним в одном помещении, а он — соизволит терпеть это неудобство. Затем кот спрыгнул на снег, брезгливо подёргал лапкой, распушил хвост трубой, и, повернувшись, гордо удалился по своим, несомненно, куда более важным делам, чем разговор с какой-то глупой девчонкой, которая и так скоро столкнётся с хозяйкой.

Мишна осторожно подкралась к избушке, взошла на крылечко, прошла вдоль стены к окошку. Изнутри доносились тихие обрывки слов, Мишна замерла, стараясь услышать, о чём говорят, но ничего не поняла. Тогда девушка привстала на носочки, заглянула одним глазком в окно. Увиденное поразило её до глубины души — кровь сначала отлила в пятки, потом ударила в голову, вызвав ярость и желание немедленно действовать: в полутьме комнаты, освещённой огоньком лучины, Баба Яга, засучив рукава, толкала в очаг огромную деревянную лопату. На лопате, скрестив ноги и руки, сидел голый Стефан, он опустил голову, чтобы не стукнуться макушкой, причём очаг был явно горячим — в тазу, стоящем на полу, краснели добытые кочергой угли.

Мишна глубоко вздохнула, присела на корточки, засунула руки под мышки — согреться. Что делать? Постучаться в двери? Но, ведьма не откроет! В окно не пролезть — сделано узко, чтоб тощий летний медведь не залез. Девушка оглядела двор в пределах ограды, взгляд её наткнулся на длинные жерди, лежащие в кустах и заросшие травой, пожухшей и пожелтелой. Мишна осторожно прокралась к крыльцу, тихо сошла вниз.

Небо затянуло серой дымкой, темнело — только в окне светил огонёк лучины. Мишна, стараясь не скрипеть снегом, взялась за жердину, осторожно выдернула её из травяной западни и положила её на снег. Затем выдернула пожелтевшую кочку вместе с землёй, ещё раз оглядела избушку, и, хмыкнув, насадила кочку на тонкий конец жердины. Дерево в руках скрипнуло, согнувшись, но выдержало. Мишна, стараясь не шуметь, подошла к исполинскому пню неведомого дерева, подняла жердь и опустила кочку в трубу, из которой всё ещё шёл прозрачный, чуть видимый в полутьме дым.

Несколько мгновений ничего не происходило, затем в избушке раздались голоса, кто-то закашлял, загремел чугунный заслон очага, огонёк заметался по комнате. Несколько секунд было тихо, потом раздался грохот упавшей скамьи, громкие крики, удары в дверь.

Наконец, из избушки в облаках дыма выскочила молодая красавица-ведьма, кашляя и держась за горло, из глаз текли слёзы. Мишна кинулась к ней, ударила жердью Бабу Ягу по голове. Отбросила переломившуюся тычину на землю, взбежала на крыльцо.

Из тёмного провала дверей, с жёлтой раскидистой кочкой на голове, растирая грязное лицо в слезах, выскочил Стефан. Его тело прикрывала льняная простыня, накинутая, словно тога римского патриция, но прилипшая к мокрой распаренной коже. Юноша налетел на Мишну, они вцепились друг в друга, и так — в объятиях, скатились с крыльца в снег. Кочка отлетела в сторону, простыня взлетела, словно парус и медленно опала на обнявшихся молодых.

Где-то рядом стонала и хохотала лесная ведьма, прижимая к голове пригоршню снега.