Кот Баюн и чудь белоглазая - [195]

— Я более не в силах слышать оскорбления дамы! — Глеб схватился за меч, без проблем пронесённый в покои князя.

— А ты кто такой? Не тебе ли навалял в корчме господин Коттин?

— Я требую извинений! — лицо руса, покраснело, глаза налились кровью — казалось, ещё немного, и варяга хватит удар, или он начнёт грызть щит. Впрочем, щита у него не было — значит, просто изойдёт дурной пеной от бешенства.

— Выкиньте этого человека из палат! — взвизгнул потомок готских королей. В этот же момент Глеб выхватив меч, побежал к Стефану.

— Я научился у братца всегда иметь при себе кинжал! — выкрикнул Стефан замершей Мишне и выхватил из-под подушки сверкающую сталь. Быстрое движение рукой — и воевода русов остановился, захрипел, упал на спину. Из его глаза торчала рукоятка ножа.

Стефан непонимающе оглядел замершую толпу, страшно закричал что-то дикое, непонятное, схватил увесистый подсвечник с горящими свечами — утром никто не приходил снять нагар, погасить, метнул в молодую княгиню. Потом вскочил на подоконник — окно было раскрыто настежь, затянуто льняной тканью от мошкары — и прыгнул:

— Измена! — улетел вместе с ним его вопль, — Ратуйте, люди, во дворце измена!

Мардух, один из лучших лучников каганата, подсматривающий в дырочку из чулана, со вздохом облегчения опустил стрелу. Глупый мальчишка не только сделал его, Мардуха, работу, но и выкопал себе могилу — сейчас примчится отряд варягов, сметёт этого жалкого князя, посадит Мишну единовластной Великой княгиней, и сбудутся чаяния народа избранного.

Иудей нырнул в потайную дверь, через минуту выскочил через чёрный ход, побежал к воротам — теперь можно не таиться.

Стража восточных ворот сначала увидела пыль над дорогой, затем к воротам подлетели конные варяги — они гневно кричали об убийстве, пели боевые песни, размахивая оружием. Пока стражники добежали до ворот, пока наложили тяжёлый брус, а он всё не попадал в нужное место — русы спешились, ударили в ворота вдесятером — и вышибли их. Стражу повалили на землю, но кто-то из дружинников вскочил — началась ругань, толкание плечами, потом взлетели кулаки и посыпались зубы, брызнула кровь, наконец, сверкнуло оружие…

* * *

Несколько десятков варягов сражалось посреди майдана с ветеранами княжеской дружины и с наиболее храбрыми гриднями, схватившими кухонные ножи и топоры, продвигаясь к красному крыльцу. Позади сражавшихся хрипели и стонали раненые, в лужах крови лежали убитые, причём выбывших варягов было меньше, чем белозерцев. Посреди хаоса на коленях, в белой рубахе до пят, покрытой пятнами крови, стоял князь Стефан. Лицо его было разбито, нога вывернута, из-под кровавой маски страшно белели глаза — никто не смел, подбежать к нему — помочь или убить. Вдруг сверху раздался страшный вопль — все, в том числе и потомок готских королей, обернулись и увидели, как среди горящих занавесей, в окне второго поверха промелькнула княгиня Мишна. Платье её пылало, золотая грива волос исчезла — щётка сгоревших волос уродовала голову, лицо розовело кровавыми язвами ожогов. За ней бежали люди с мокрыми полотенцами, но закричали и они — видимо, полыхнули внутренние покои. Все на несколько мгновений в ужасе замерли, затем с утроенной энергией принялись резать и колоть друг друга — бой затягивался, что неизменно приводило к большим жертвам.

Ото всех концов города бежала стража — все ворота раскрыли настежь, в ожидании воеводы. Постепенно чаша весов стала склоняться на сторону белозерцев. Посреди майдана, разбившись на кучки, бойцы вели яростные стычки, повсюду слышались вопли, брань, стоны и жалобы многочисленных раненых. Кто-то пел боевые песни, кто-то выкрикивал имена богов, большинство просто скрипело зубами и обходилось краткими междометьями. Дым от горящего дворца чёрным столбом поднимался высоко в небо — не заметить этот сигнал бедствия невозможно. Так и случилось — в город ворвался отряд княжеских всадников, сходу врезавшись в затихающую сечу.

— Руби варягов! — весело орал воевода Чудес, его сабля сверкала налево и направо. Вскоре рубить стало некого — Чудес спешился и направился к Стефану, стоявшему на коленях посреди кровавого месива. — Они что, взбесились? Что тут произошло? Предательство?

— Я убил их воеводу, — каким-то мёртвым голосом ответил князь. — Вот они и пришли. Отомстить. Ну и предательство, конечно, куда ж без него.

— А почему ты в рубахе? — поразился воевода, и, увидев пятна крови и разбитое лицо, закричал. — Ты что, ранен? Сюда, бегом, князь ранен!

Не успел Стефан открыть рот, чтобы ответить воеводе, что, дескать, он не ранен, что во дворце заговор, что, надо попытаться спасти Мишну, гибнущую в огне, что…

Да много чего рвалось из груди юноши, выпрыгнувшего в окно из-за коварства любимой жены, княгини Мишны — как вдруг воевода Чудес вздрогнул, и начал падать на Стефана. Из груди воеводы торчала стрела с треугольным стальным наконечником — невиданным в чудских землях. Стреляли от западных ворот — и все бросились туда, ловить неведомого стрелка.

Второй поверх дворца полыхал — жар становился нестерпимым, за лето дерево просохло, словно лучина для растопки, дым, правда, сразу же уносило в небо. Возникшую панику погасила железной рукой Хава — как ни странно, не нашлось никого, кто бы смог взять на себя руководство. Боярин Матан, после прыжка князя Стефана в окно, стряхнул с плеч руки растерявшихся ветеранов, не взглянув на объятую пламенем княгиню, бросился вниз — спасать князя. Но не добежал — в окно влетела стрела, пресекла его бег. Хава страшно закричала на дворовых девушек, досталось и боярыням — княгиню повалили на пол, сбили пламя, залили водой, осторожно завернули в простыни и положили на ковёр — вокруг суетилась толпа придворных. В это время послышались боевые вопли и песни варягов — все дружинники бросились к окнам, и тут же вниз, прочь от пожара — в бой.