Костяная ведьма - [3]
Роуз[5] была Лесной ведьмой. Пухленькая, с загорелой под жарким солнцем кожей — даже темнее, чем у фермеров, работающих в полях от рассвета до заката. Она ухаживала за садом с травами и продавала припарки и домашние снадобья от подагры, любовной тоски и других недугов.
Лилак[6] считалась Водяной ведьмой. Высокая и неподвижная, словно вода в глубоком пруду. Она любила носить вуали, призывать удачу, а порой случайно находить потерянные безделушки. Как-то раз она погадала и мне, но не обнаружила ничего плохого. «Тия способна стать ведьмой, как и мы, если того пожелает, — сказала Лилак матери. — Я вижу ее в прекрасном янтарном платье, с ярко горящими драгоценными камнями в волосах и под руку с красивым принцем. Нашей маленькой Тие судьбой предначертана великая жизнь, но не в Найтскроссе».
Даже те, кто не был знаком с ведьмовским ремеслом, считали лесную и водяную магию почетным и уважаемым ремеслом. А Роуз и Лилак — почетными и уважаемыми ведьмами.
Узнай я раньше цвет своего стеклянного сердца, могла бы лучше подготовиться к ожидающей меня участи.
В третий день третьего месяца — день весеннего равноденствия — на деревенской площади по традиции собирались дети тринадцати лет. Шеи всех мальчиков и девочек украшали цепочки с изящными кулонами в виде стеклянных сердец. Одним родители покупали на одалийском базаре самые дешевые из простого стекла, другие же могли себе позволить кулоны от знаменитых в Ниве стеклодувов.
После этого ведьма — в одно время это бывала Роуз, в другое — Лилак — чертила в воздухе руны Сердца до тех пор, пока каждый пустой кулон не наполнялся яркими красно-розовыми оттенками. Согласно традициям Одалии, мои родители носили сердца друг друга: папино горело красным, точно негасимое пламя в кузнице, а мамино, подобно домашнему очагу, светилось теплым коралловым цветом. У большинства моих братьев и сестер цвета различались, и лишь сердца Роуз и Лилак из-за ведьмовских способностей были окрашены в пурпурный. Мне тогда было всего двенадцать лет, и в силу столь юного возраста я не понимала всей важности своего сердца. А ведь носить сердце — это большая ответственность. Однако маленькие дети и без того считались бессердечными созданиями — так, по крайней мере, говорила миссис Друри, которая жила в трех домах от нас и считалась местной сплетницей. Тем не менее я все равно не верила, что взрослые так уж сильно заботятся о своих сердцах, потому как моя старшая семнадцатилетняя сестрица Дейзи[7], самая красивая из всех Пехлеви, вечно теряла свое. То подарит его Демиану Терру, то отдаст Сэму Фаллоу, то вручит Хиту Слодбаррону. А Роуз и Лилак вынуждены были накладывать новые руны Сердца, всякий раз как заканчивались ее романы. Но Дейзи совершенно не волновалась по этому поводу, потому что все подаренные ею сердца со временем тускнели, и ей приходилось просить новое.
«Никогда добровольно не отдавай свое сердце, тем более так часто, — предупреждали сестру Роуз и Лилак. — Иначе неподходящие люди смогут наложить на него заклятье и получить над тобой власть».
Вот уж не знаю, зачем кому-то захватывать власть над Дейзи, ее же не заставишь работать. А Демиан, Сэм и Хит — явно неподходящие люди для моей сестры — не распознают магию, даже если она заедет им по голове.
Однажды я спросила у Роуз, почему сердце Дейзи никогда не выдерживает ее романов, в отличие от кулонов родителей, которые ни разу не приходилось менять. «Сердце возможно сохранить, лишь приложив к этому усилия», — ответила она. К Дейзи сестра относилась с бо́льшим снисхождением, чем Лилак. «Но она не может совладать с собой, — добавила Роуз. — Порой нельзя решить, кого и как долго любить».
Судя по тому, как зовут моих сестер, тебя, наверное, удивляет мое столь необычное имя. Наша мама всегда слишком многого ждала от своих детей, в особенности от дочерей. Утонченным добропорядочным девушкам подобает носить такие же утонченные и добропорядочные имена. Поэтому моих сестер назвали Роуз, Лилак, Мэриголд[8] и Дейзи. А к моему рождению мама забросила цветы. Я выросла под звуки ссор, любви и бегающих ног, но, несмотря на всю свою любовь к странным книгам, была совершенно обычной.
А что же Фокс[9]? Он стал трагедией для нашей семьи. Его сильное и надежное сердце сияло умброй[10], а, наполняясь тем самым правильным светом, отливало бронзой. Для меня он был вторым отцом и моим одним из ранних детских воспоминаний. Как настоящий старший брат, он присматривал за мной, а воспитанием остальных детей занималась мама. Когда мне исполнилось десять лет, он ушел в армию, и я два года читала родителям его письма. Он писал про то, как кучка невоспитанных дворян, провозгласившая трон своим, поднимала золотые и серебряные знамена, а король Теламейн отправлял солдат вроде него — вооруженных, готовых к войне, — свергнуть этих наглецов с их высоких пьедесталов.
Но однажды Фокс стал писать какие-то странные и ужасные вещи. Повсюду, подобно заполонившим границы королевства вьюнкам, поползли слухи, которые постепенно полнились домыслами и страхами. И рассказывали они про дэвов — страшных чудовищ, уродливых существ с чешуйчатыми скользкими телами, желтыми клыками, рогами и шипами. Мне уже была известна легенда о последнем на свете проклятии Лжеправителя — дэвах, которыми управляли Безликие. И порой это проклятие повторялось: дэв поднимался из мертвых, чтобы разрушить все на своем пути. Время от времени Фокса отправляли патрулировать границы Одалии, где он своими глазами видел одного такого монстра. Обычно в подобных случаях командующий приказывал отступать, потому как убивать чудовищ были обязаны Искатели смерти. Тогда эти элитные бойцы, владеющие магией, очень впечатлили Фокса.
