Костяная легенда. Книга 2 - [2]

  В тот самый первый день, когда мертвяки посёлок окружили, он нежитью обыкновенной всем людям показался. Сильной, умной, без хозяина, но нежитью понятной и не очень, поэтому, пугающей. А вот как он с местным личем Кло встретился и побеседовал, да потом в ущелье сходил, то совсем другим вернулся. Зла в нём холодного, для мира подсолнечного абсолютно чужого и как стылый ветер равнодушного, очень много стало. Будто темная тень за его спиной стоит и своим присутствием все остатки чувств господина Опала в хладный лёд превращает. Заметно это очень для людей живых, что сердцем чуют и душой ощущают. Во много-много раз иногда страшнее зомби поднявшегося или зверя дикого, господин Опал становиться. Непонятным он бывает совсем, словно обвал горный или поток селевой разумным стал и тело обрёл. И от него сейчас не силой веет как ранее, а такой ужастью, что и слов не подобрать. Это как ночью на звёзды долго смотреть или в пропасть глубоченную вглядываться и когда дух захватит от неведомого, а сердце в комок зайцем испуганным сожмётся тогда, наверное, что-то сходное и будет. В общем, в такие моменты господину Опалу и сравнения-то не подобрать. Ужас воплощенный, как покойный жрец кричал и всё, других слов не найти этому.

  Эх, зря всё-таки господин Опал в то ущелье ходил - ведь все знают, что там дыра за Грань есть, и нижние демоны иногда в мир являются, да только кто ему об этом сказать мог? Кто без страха в душе, челюсти намертво сжимающего, среди поселковых людей есть? Нет такого. Вот и не сказал никто господину Опалу о демонах в ущелье. Побоялись, конечно, но вернее всего, понадеялись, что сгинет в ущелье мертвяк. Но не сгинул, целым вернулся, только прицепилась к нему тварь из-за Грани, в тело его костяное червяком влезла, гниль свою потустороннюю ему в душу занесла, а он и не почуял. Плохо это очень, хоть и нежить господин Опал самая настоящая, но душа у него есть и Итья это клятвой на алтаре Всеблагих подтвердить может. И ещё Итье очень жаль, что господин Опал сейчас своих солдат мёртвых больше не тренирует и к бою не готовит - не наглядишься за тварями страшными и их перестроениями до щекотного холодка между лопатками. И к кузне идти ни к чему - все доспехи у мертвяков починены, мечи огромные и копья стальные наточены, а кузнец Маран с подмастерьем от страха стали как псы бешенные - любопытному белобрысому Симу, что проведать их заглянул, зуб за вопрос никчемный выбили. Боятся они, что раз их работа не нужна теперь мертвякам, то как бесполезных их на 'кровопуске' и кончат.

   Глупый человек кузнец Маран, пусть и борода у него до пояса и седая вся. Итья хоть и мало разумен по малолетству, но давно понял, что господин Опал людей попусту не режет. Бережёт он живых, как рачительный хозяин свой скот сберегает. И вообще не лютый он, лишь по необходимости всё злое и противное воле Всеблагих творит. Он кровью людской своих воинов-скелетов подкормил и за это золота отсыпал щедро. У старосты посёлка аж спина хрустнула, когда он мешок с монетами и кубками поднять пытался. А без крови людской мертвякам никак. Край надо было господину Опалу, чтоб его воины могучие и шустрые стали, а то на них вначале без смеха смотреть невозможно было. Они будто марионетки сломанные, да на порванных верёвочках, двигались. Шагнут неуклюже, замрут сонными мухами ненадолго, опять дёрнутся и на дорогу, через одного, валятся. Молодуха Окса даже до хриплой икоты досмеялась, за пустой кадушкой прячась. Глупая баба, хоть и ноги прямые, не кривые и толстые как у всех баб из селения и это..... ну титьки у неё такие..., ну, такие, вот.

   Итья сглотнул непроизвольную слюну, усилием воли прогоняя ненужные ему сейчас воспоминания и соблазнительный образ купающейся в горном ручье голой Оксы.

   Зато сейчас костяки господина Опала стали быстрые-быстрые, очень сильные и страшные. Настоящие воины, пусть и мёртвые. Совсем другое дело вышло! Так что вроде бы и крови для них не очень жаль, пусть их, для дела ведь! Хотя страху смертного от ритуалов господина Опала на всё селение хватило, с избытком, до самого горлышка. Как начнёт он ночью колдовство творить, так всех словно плитой могильной накрывает и саваном серым, погребальным, ужас с ног до головы укутывает. Губы немеют и челюсти капканом схлопнувшимся кажутся. Руки и ноги совсем неподвижными становятся, будто ветки сухие к телу-чурбану прибиты. Только что глазами вытаращенными, от страха белыми, в глазницах своих люди крутить и могут, да вонючие ветры пускать по углам сидючи. Только к рассвету жуть невообразимая людей и отпускает. А днём на плетнях портки и юбки нижние на просушку вешаются - совсем тело уму от страха не подчиняется и стыдное постоянно случается. И ещё старые Силет с Кривым Ру, да бабка Тамона умерли. Сердце у них от боязни порвалось - не в их годах такое испытывать. Убил их, выходит, ритуалами своими господин Опал.

  Но всё равно, не любит он попусту кровь живых лить, словно и не нежить совсем. Чувствуется в нем стержень хозяйский, основательный, и дух благородный. Всё норовит кровью скотины обойтись, людей поберечь, да видать, не для всего она годна, человеческая по всему её лучше. Эх, из него барон бы славный вышел, о смердах своих заботящийся и в обиду их ни кому не дающий. В этом Итья был полностью уверен. Он даже подрался с сыном старосты из-за этого. Нос ему тогда разбили, ухо с локтём сильно ободрали подхалимы толстопузого Капа, но мнения своего Итья не изменил. А когда старосте селения господин Опал руку сломал и двойную дозу крови с него взял, за его подлое предложение овечьего пастуха, местного дурачка Ёку, полностью 'выпить', а его старостинское семейство три дня не трогать, то Итья полностью в свои предположения уверовал. Не злой он, господин Опал, совсем не злой! Просто.... Просто так выходит, вот! И пёс у него умный, добрый и красивый! Пусть и с зубами в размер как нож у дядьки Шу.